Здоровье, отношения, дом и быт. Портал о самом интересном

Стихотворение "глядел я, стоя над невой" тютчев федор иванович. «Глядел я, стоя над Невой…» Ф. Тютчев «Глядел я, стоя над Невой…» Фёдор Тютчев

Выберите стихи... 1 декабря 1837 (Так здесь-то суждено...) 11 мая 1869 (Нас всех, собравшихся...) 12-ое апреля 1865 (Все решено...) 1856 (Стоим мы слепо...) 19 февраля 1864 (И тихими...) 29-е января 1837 (Из чьей руки...) Encyclica Mala aria Memento Silentium! А. Ф. Гильфердингу Альпы Арфа скальда Безумие Бессонница Близнецы Брат, столько лет сопутствовавший мне... В деревне В душном воздуха молчанье... В небе тают облака... В разлуке есть высокое значенье... В толпе людей, в нескромном шуме дня... В часы, когда бывает... Ватиканская годовщина Веленью высшему покорны... Великий день Кирилловой кончины... Венеция Весенние воды Весенняя гроза Весна Весь день она лежала в забытьи... Вечер Видение Вновь твои я вижу очи... Волна и дума Восток белел. Ладья катилась... Вот от моря и до моря... Впросонках слышу я - и не могу... Всё отнял у меня казнящий бог... Все, что сберечь мне удалось... Всесилен я и вместе слаб... Глядел я, стоя над Невой... Гус на костре Да, вы сдержали ваше слово... Два голоса Два единства Две силы есть - две роковые силы... Двум друзьям Декабрьское утро День вечереет, ночь близка... День и ночь День православного Востока... Другу моему Я.П.Полонскому Душа моя - Элизиум теней... Душа хотела б быть звездой... Дым Е. Н. Анненковой Его светлости Князю А. А. Суворову Есть в осени первоначальной... Есть и в моем страдальческом застое... Еще земли печален вид... Еще томлюсь тоской желаний... Здесь, где так вяло свод небесный... Зима недаром злится... И в божьем мире то ж бывает... И гроб опущен уж в могилу... И чувства нет в твоих очах... Играй, покуда над тобою... Из Гете (Радость и горе...) Из края в край, из града в град... Из Микеланджело Иным достался от природы... Итак, опять увиделся я с вами... Итальянская villa К Ганке Как верно здравый смысл народа... Как весел грохот летних бурь... Как дочь родную на закланье.. Как дымный столп светлеет в вышине!.. Как летней иногда порою... Как над горячею золой... Как нас ни угнетай разлука... Как неожиданно и ярко... Как неразгаданная тайна... Как ни бесилося злоречье... Как ни дышит полдень знойный... Как ни тяжел последний час... Как океан объемлет шар земной... Как он любил родные ели... Как птичка, раннею зарей... Как сладко дремлет сад темно-зеленый... Как хорошо ты, о море ночное... Как этого посмертного альбома... Какое дикое ущелье... Кн.Горчакову (Вам выпало призванье роковое...) Князю П. А. Вяземскому Когда в кругу убийственных забот... Когда дряхлеющие силы... Когда на то нет божьего согласья... Когда осьмнадцать лет твои... Колумб Кончен пир, умолкли хоры... Конь морской Кто б ни был ты, но, встретясь с ней... Лебедь Летний вечер Лето 1854 Листья Любезному папеньке! Люблю глаза твои, мой друг.. М.П.Погодину (Стихов моих вот...) Молчит сомнительно Восток... Море и утес Мотив Гейне (Если смерть есть ночь...) Н. И. Кролю Н. Ф. Щербине На возвратном пути На древе человечества высоком... На юбилей Н. М. Карамзина Над виноградными холмами... Над русской Вильной стародавной... Над этой темною толпой... Накануне годовщины 4 августа 1864 Нам не дано предугадать... Наполеон Напрасный труд - нет, их не вразумишь... Наш век Не богу ты служил и не России... Не верь, не верь поэту, дева... Не всё душе болезненное снится... Не говори! Меня он как и прежде... Не дай нам духу празднословья... Не знаешь, что лестней для мудрости людской... Не знаю я, коснется ль благодать... Не остывшая от зною.. Не раз ты слышала признанье... Не рассуждай, не хлопочи!.. Не то, что мните вы, природа... Небо бледно-голубое... Недаром милосердым богом... Неман Неохотно и несмело... Нет дня, чтобы душа не ныла... Нет, моего к тебе пристрастья... Ночное небо так угрюмо... О вещая душа моя!.. О чем ты воешь, ветр ночной?.. О, в эти дни - дни роковые... О, как убийственно мы любим... О, не тревожь меня... О, этот Юг, о, эта Ницца!.. Обвеян вещею дремотой... Одиночество Он, умирая, сомневался... Она сидела на полу... Опять стою я над Невой... Осенней позднею порою... Осенний вечер От жизни той, что бушевала здесь... Ответ на адрес Памяти В. А. Жуковского (Я видел вечер твой...) Памяти Е. П. Ковалевского (И вот в рядах...) Памяти М. К. Политковской (Многозначительное слово...) Певучесть есть в морских волнах... Первый лист Песок сыпучий по колени... Пламя рдеет, пламя пышет... По равнине вод лазурной... Под дыханьем непогоды... Пожары Полдень Последний катаклизм Последняя любовь Поток сгустился и тускнеет... Пошли, господь, свою отраду... Поэзия Предопределение Прекрасный день его на Западе исчез... При посылке Нового Завета Природа - сфинкс... Проблеск Пророчество Пускай от зависти сердца зоилов ноют... Рассвет Рим ночью Русской женщине С какою негою, с какой тоской влюбленный... С поляны коршун поднялся... Свершается заслуженная кара... Святая ночь на небосклон взошла... Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло... Сижу задумчив и один... Сияет солнце, воды блещут... Славянам (Они кричат, они грозятся...) Славянам (Привет вам задушевный, братья...) Слезы людские, о слезы людские... Смотри, как запад разгорелся... Смотри, как на речном просторе... Смотри, как роща зеленеет... Снежные горы Современное Сон на море Средство и цель Сын царский умирает в Ницце... Так, в жизни есть мгновения... Тени сизые смесились... Теперь тебе не до стихов... Тихо в озере струится... Тихой ночью, поздним летом... Ты долго ль будешь за туманом... Ты, волна моя морская... Увы, что нашего незнанья... Ужасный сон отяготел над нами... Умом Россию не понять... Успокоение Утихла биза... Легче дышит... Утро в горах Фонтан Харон и Каченовский Цицерон Чародейкою Зимою... Чему бы жизнь нас ни учила... Чему молилась ты с любовью... Черное море Чертог твой, спаситель, я вижу, украшен... Что ты клонишь над водами... Эти бедные селенья... Ю.Ф.Абазе (Так - гармонических орудий...) Я встретил вас - и все былое... Я знал ее еще тогда... Я лютеран люблю богослуженье... Я очи знал,- о, эти очи!.. Я помню время золотое...

Н а нашей новой прогулке мы взойдём на петербургские мосты. Нашим спутником на этот раз будет Ф.И. Тютчев. Стихов о Петербурге у поэта очень мало, но и этого количества произведений достаточно, чтобы уловить его особое отношение к городу.

Первую остановку сделаем на мосту через Неву, с которого смотрит на Исаакиевский собор лирический герой стихотворения «Глядел я, стоя над Невой…» . С какого моста можно было в те времена это сделать? Об этом мы узнаем, обратившись к истории петербургских мостов , без которых сегодня невозможно представить северную столицу. Однако заметим, что исторический центр современного Петербурга выглядит несколько иначе, чем в первой половине XIX века. Так, до 1850 года через Большую Неву не было ни одного постоянного моста. Сообщение между Адмиралтейской частью и Васильевским островом до второй половины XIX века осуществлялось по мосту наплавному. К зиме, когда река покрывалась льдом, мост разбирался и возводился вновь после ледохода. Конечно, между островами и раньше сооружали наплавные, или плашкоутные , мосты, а затем и постоянные: иначе в “Северной Венеции” невозможно было бы передвигаться. Но это были мосты через неширокие рукава реки или искусственно вырытые каналы. Строительство первого постоянного моста через Большую Неву в столице было завершено только к 1850 году. Он соединял Васильевский остров с левым берегом Невы и располагался, как и сегодня, на рубеже собственно реки и Финского залива - Невской губы. Мост до 1855 года назывался Благовещенским, затем был переименован в Николаевский, после революции, в 1918 году, его стали называть мостом Лейтенанта Шмидта, а с 2007 года вернули название Николаевский.

Но стихотворение, о котором пойдёт речь, было написано гораздо раньше, в 1844 году, когда строительство Благовещенского моста только начиналось. Наплавной мост через Большую Неву начинался прямо от того места, где сейчас стоит Медный всадник (площадь Декабристов, ранее Сенатская). Напомним, что с 1727 года именно на этом месте находился второй Исаакиевский собор, напоминавший по форме собор Петропавловский. Напротив собора, на набережной Васильевского острова, был возведён дворец А.Д. Меншикова. Строительство современного, четвёртого по счёту Исаакиевского собора по проекту архитектора О.Монферрана, начатое в 1818 году, было завершено лишь к 1858 году. Однако купол стали возводить уже в 1837 году. Отделка северного фронтона, выходящего на Неву, к 1843 году была закончена. К 20-м годам XIX века ширина наплавного моста через Большую Неву составляла 18 метров и он освещался керосиновыми фонарями. На нём и стоит герой стихотворения Ф.И. Тютчева, глядя на возвышающийся прямо перед ним ещё не завершённый, но уже производящий впечатление великана Исаакиевский собор.

Глядел я, стоя над Невой,
Как Исаака-великана
Во мгле морозного тумана
Светился купол золотой.

Всходили робко облака
На небо зимнее, ночное,
Белела в мертвенном покое
Оледенелая река.

Я вспомнил, грустно-молчалив,
Как в тех странах, где солнце греет,
Теперь на солнце пламенеет
Роскошный Генуи залив...

О Север, Север-чародей,
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?

О, если б мимолётный дух,
Во мгле вечерней тихо вея,
Меня унёс скорей, скорее
Туда, туда, на тёплый Юг...

П осле чтения предлагаем ученикам воссоздать облик города: “Какие зрительные образы возникли в вашем сознании? Опишите их. Что в тексте послужило основой для этих образов?” Внимание к деталям помогает обнаружить и противоречия, подчёркнутые поэтом двумя вопросами в четвёртой строфе: “Какие противоречия вы обнаружили в тексте? Что мешает герою покинуть город? Есть ли в стихотворении ответ на этот вопрос? Почему?” Ответа нет - и в этом загадка произведения. Каким настроением проникнуты строфы? Вопрос о настроении, как ни странно, не начинает, а завершает этот этап прогулки. Но оно складывается из всех оттенков пейзажа и чувств героя; сложная авторская оценка Петербурга не воспринимается читателем мгновенно во всей своей полноте - к ней приходишь после внимательного рассмотрения текста.

Оппозиционность присуща мышлению Тютчева в целом, поэтому проявляется и в его стихах о городе. Действительно, Петербург - столица Севера-чародея, в ней царствует холод, сковывающий всё живое. Светит в ней не солнце, а купол золотой Исаакиевского собора, облака всходят робко на зимнее небо. Движения замедленны, и вот уже оледенелая река застывает в мертвенном покое. Контуры предметов неотчётливы из-за мглы морозного тумана , ночное небо контрастно белизне реки, а купол собора - слабый источник света. Всё призрачно, неподвижно и прекрасно, как в сказке. Но душа героя холодеет в этом северном городе, и поэт определяет его состояние - грустно-молчалив . Эту грусть вызывает угасание жизни, её остановка, а молчание… Возможно, даже слова застывают на холоде.

В третьей строфе появляются контрастные северному холоду образы других стран и солнца. Но они ещё более усиливают ощущение мороза, а потому даже яркие зрительные образы не отменяют грусти. Так, воспоминания о тех странах, где солнце греет , вызвано отсутствием солнечного тепла в Петербурге. Поэт продолжает будить наше воображение, заставляет сравнивать. Эпитет роскошный применительно к Генуэзскому заливу передаёт великолепие моря, освещённого южным солнцем так, что кажется, будто оно пламенеет . А мы тут же вспоминаем Финский залив, его холодные тревожные тёмные воды. Тепло царствует в этой строфе: оно излучается солнцем (слово дважды повторяется в соседних строках) и морем (залив пламенеет ). Наречие теперь соединяет в сознании поэта север и юг: теперь в Петербурге холодно, а на юге - тепло, в Петербурге - царственный, леденящий душу покой, а на юге - роскошь света, красок и жизни.

Что же удерживает поэта на севере? (Этот вопрос звучал в начале прогулки - самое время к нему вернуться.) Чувства, связывающие его с Петербургом, представлены в стихотворении как колдовские чары, оковы. Тютчев пишет слово север с большой буквы, превращая его в имя собственное. Антропоморфизм этого образа выражен и приложением чародей . Перед нами волшебник, колдун, чародей Север, напоминающий фольк­лорный образ Морозко, Деда Мороза. Не случайно воздействие Севера на героя передано краткими причастиями околдован, прикован, передающими и пассивность героя. Гранитная полоса - это и набережная (вспомним начало стихотворения), и некая граница северных владений, черта, отделяющая царство Севера от мира тепла и света. В вопросах героя звучит не столько любовь к Петербургу, сколько недоумение: здравый смысл подсказывает нелепость подобной привязанности. Холодная красота города не вызывает сильных чувств: городом можно любоваться, но можно ли в нём жить?

Возможно, ученики вспомнят ещё одно стихо­творение Тютчева, которое включено в школьные программы, - «Чародейкою Зимою…» .

Чародейкою Зимою
Околдован, лес стоит -
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.

И стоит он, околдован, -
Не мертвец и не живой -
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Лёгкой цепью пуховой...

Солнце зимнее ли мещет
На него свой луч косой -
В нём ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.

Север-чародей и чародейка Зима явно литературные “родственники”, причём очень близкие. В чём же заключено их чародейство? Сравним лексику двух текстов.

«Чародейкою Зимою…» «Глядел я, стоя над Невой…»
Чародейкою Зимою Север-чародей
солнце зимнее мгла, мгле, туман, ночное, небо зимнее
околдован околдован
неподвижною
оледенелая, покой
немою
чудной
блестит
не мертвец и не живой мертвенный
волшебным
очарован
опутан
окован прикован
лёгкой
пуховой
вспыхнет
заблещет
ослепительной

Все эпитеты, придающие яркость картине и передающие восторг героя в первом стихотворении, словно вычеркнуты поэтом во втором. Он заменяет свет солнца мглой и туманом, оставляя лишь краткие формы причастий со значением несвободы. (Впрочем, стихотворение о зиме написано позднее. Так что на самом деле эпитеты не вычёркиваются - скорее, ими насыщается зимний пейзаж.)

Лес и город одинаково подвержены чарам: жизнь словно замирает - но при этом образ зимнего леса не вызывает ни ужаса, ни печали, а, напротив, только восхищение. Белый саван окутывает зимний лес, погружая его в волшебный сон (“не мертвец и не живой”). Северный город, конечно, невозможно окутать такой же “пуховой цепью”, как лес, но и он скован. И если белый цвет не вытеснил все остальные, то всё равно преобладает на контрастном фоне ночного неба. Даже солнце изгоняется из Петербурга, ему не позволено придавать парадную торжественность заледеневшему городу. Покой леса сказочный и прекрасный, а вот город погружён в покой мертвенный.

Мечта, воплощённая Тютчевым в финальной строфе, уносит героя и нас вместе с ним на тёплый Юг . Интенсивность желания выражается повтором обстоятельств меры и степени (скорее ) и места (туда ). Многоточие - знак продолжения движения в мечтах и его нереализованности в действительности. Конфликт остаётся неразрешённым.

Наблюдения над образом города в стихотворении помогают ученикам открыть одну из главных оппозиций в творчестве Тютчева: север–юг. Каждый из членов этой пары становится символом, и за ними мы можем увидеть ещё одну оппозицию - жизнь и смерть. И Петербург в этом контексте принадлежит смерти.

Голос Тютчева наполнен нотами печали: человеку холодно в северной столице, в её мертвенном покое. И как не вспомнить нам об Акакии Акакиевиче Башмачкине! Возможно, и для Тютчева столичный холод обусловлен не только северным климатом, но и заледеневшими человеческими сердцами.

Интересно заметить ещё одну перекличку: на Благовещенском мосту (правда, уже переименованном в Николаевский) будет стоять Родион Романович Раскольников, он тоже будет смотреть на Исаакиевский собор - и на него тоже повеет “неизъяснимым холодом”...

В идимо, мосты Петербурга привлекали Тютчева: отсюда открывалась неповторимая панорама столицы. Ещё одно стихотворение Тютчева, связанное с Петербургом, – «Опять стою я над Невой...» .

Опять стою я над Невой,
И снова, как в былые годы,
Смотрю и я, как бы живой,
На эти дремлющие воды.

Нет искр в небесной синеве,
Всё стихло в бледном обаянье,
Лишь по задумчивой Неве
Струится лунное сиянье.

Во сне ль всё это снится мне,
Или гляжу я в самом деле,
На что при этой же луне
С тобой живые мы глядели?

Если первое и второе стихотворение воплотить в мелодии, то одинаковым ли будет их звучание? Этот вопрос переводит разговор о настроении в несколько иную плоскость: характеризуя мелодию, ученик чувствует себя более свободным, а потому бывает более точным, чем при непосредственных оценках поэтического текста.

Так или иначе, именно музыкальное задание помогает услышать в первом стихотворении порыв, движение души, её желание вырваться из плена Севера, из его мертвенной красоты. Во втором этого порыва нет, напротив, всё спокойно, даже монотонно: в нём явно звучит смирение или отказ от любого движения. Образ Севера-чародея и Исаака-великана (вдруг чародей действительно победил и околдовал великана, превратив его в собор?) требуют от первой мелодии силы, мощи, вторая же звучит прозрачно. Но это не звонкий чистый звук, а приглушённый, тающий.

В чём необычность ситуации, в которой оказывается герой? Жизнь описала круг и замкнулась в точке моста. (На этот раз лирический герой имеет в виду мост Благовещенский: с Еленой Александровной Денисьевой, которой посвящено это стихотворение, Тютчев познакомился в 1851 году, когда постоянный мост уже вошёл в жизнь Петербурга, но других постоянных мостов ещё не было.) Об этом говорят слова “опять” и “снова”, сравнения “как в былые годы”.

Если бы мы рисовали иллюстрацию, то с какой сложностью столкнулись бы? Наверное, трудность была бы вызвана необходимостью совместить на картине два временных плана - прошлое и будущее. То, что в стихотворении удаётся сделать поэту словом, оказывается практически невозможным в изобразительном искусстве. Впрочем, можно наложить изображения, отразить их друг в друге… Но мысль поэта будет прочитываться не так ясно.

В стихотворении герой существует одновременно в прошлом и настоящем, но при почти тождестве картин есть два главных и взаимосвязанных различия: в прошлом герой был не один и он был жив. Потеря любимой и его превращает в неживого, по крайней мере так он себя ощущает. Этот конфликт между внешней жизнью и внутренней смертью и наполняет стихотворение “невыразимой печалью”. Для героя его присутствие в мире живых уподобляется сну. Получается перевёртыш: неживому (то есть пребывающему в ином мире) снится сон, в котором он ещё жив, а живому реальность напоминает страшный сон.

Что такое “тихий кошмар”, знает любой человек: в нём мы не можем кричать, двигаться - спастись. Так и в этом стихотворении прошлое и настоящее порождают ощущение кошмара: мир не изменился, хотя из него ушла любимая, а герой остаётся в этом мире, не может уйти, хотя живым себя не ощущает.

Оказывается, что трагизм спрятан за внешне очень простым пейзажем, за невысказанными чувствами, которые мы всё равно смогли обнаружить, так как невысказанное не означает несказанное, непоказанное. Изменится ли теперь мелодия этого произведения? Какие инструменты способны передать этот глубоко скрытый, тихий трагизм?

Есть ли ещё принципиальные различия между первым и вторым стихотворениями? Конечно, в первом герой живёт и наблюдает за жизнью своей души; во втором он видит только пейзаж, в котором отмечает безжизненные черты, а душа его уже не связана с этим миром.

Почему же именно мост через Неву оказывается местом лирического события? Теперь ребятам легче увидеть в Неве и реку смерти (мифологический Стикс), образ-символ “мост” прочитать как путь из жизни в смерть, а луну - как знак печали. Потому и нет в пейзаже “искр неба” - звёзд, нет ничего, кроме неба, реки и луны, отражающейся в её водах.

Т ретье стихотворение Тютчева, «Небо бледно-голубое...» , окрашено совсем в другие эмоциональные тона.

Небо бледно-голубое
Дышит светом и теплом
И приветствует Петрополь
Небывалым сентябрём.

Воздух, полный тёплой влаги,
Зелень свежую поит
И торжественные флаги
Тихим веяньем струит.

Блеск горячий солнце сеет
Вдоль по невской глубине -
Югом блещет, югом веет,
И живётся как во сне.

Всё привольней, всё приветней
Умаляющийся день, -
И согрета негой летней
Вечеров осенних тень.

Ночью тихо пламенеют
Разноцветные огни...
Очарованные ночи,
Очарованные дни.

Словно строгий чин природы
Уступил права свои
Духу жизни и свободы,
Вдохновениям любви.

Словно, ввек ненарушимый,
Был нарушен вечный строй
И любившей и любимой
Человеческой душой.

В этом ласковом сиянье,
В этом небе голубом
Есть улыбка, есть сознанье,
Есть сочувственный приём.

И святое умиленье
С благодатью чистых слёз
К нам сошло как откровенье
И во всём отозвалось...

Небывалое доселе
Понял вещий наш народ,
И Дагмарина неделя
Перейдёт из рода в род.

Д ата создания важна для понимания всей описанной поэтом ситуации. Стихотворение посвящено прибытию в Петербург датской принцессы Марии-Софии-Федерики-Дагмары (1847–1928), невесты цесаревича Александра Александровича (Александра III), будущей русской императрицы Марии Фёдоровны. Но этот секрет мы не откроем ученикам почти до самого конца прогулки, а попросим их описать, каким предстал перед ними Петербург, и подобрать цветовую палитру для создания его образа в живописи. Выбор цветовой гаммы, оттенков необходимо оправдать текстом, то есть обратить внимание на лексику с прямым или дополнительным значением цвета. Бледно-голубое, зелень, флаги (они разноцветные!), солнце, югом веет, разноцветные огни, голубой.

Атмосфера стихотворения создаётся и рядами эпитетов. Сгруппируем их. Это поможет проникнуть в смысл первого эпитета, задающего общий тон стихотворения, - небывалый (сентябрь). В первом ряду окажутся (даём прилагательные и причастия в начальной форме): тёплый, горячий, тихий, очарованный (дважды в анафоре), любивший, любимый, ласковый, сочувственный. Во втором: торжественный, строгий, ненарушимый, вечный . И в третьем: святой, чистый, вещий.

Результат такой работы подсказывает, что в стихотворении взаимодействуют три мелодии. Одна задаёт тему очарования и объединяет состояние природы и человеческой души. Вторая противостоит первой: в ней размеренность, определённость, закономерность, обычно присущая природному строю. Но небывалое для поэта и заключается в том, что эта закономерность отменяется, побеждённая человеческой любовью. Её свет и озаряет Петрополь, и в сентябре мы видим продлившееся лето.

Третий ряд эпитетов характеризует всеобщее настроение: умиление названо святым , слёзы чистыми , народ вещим . Чувство, охватившее столицу, сродни религиозному откровению. И в финальной строфе мы вновь читаем слово “небывалое”, но уже превращённое автором в существительное. Здесь настаёт время рассказать ученикам, о какой Дагмариной неделе идёт речь. И значение недели заключается именно в том, что холодный официальный Петербург постигает тайну любви, преображения сердец. Датская принцесса Дагмара и цесаревич Александр соединяются прежде всего в любви. Конечно, стихотворение рождает религиозные ассоциации: это и икона «Умиление Божией Матери», и заповедь Христа - “возлюби ближнего своего, как самого себя”, и суть христианства как учения о силе любви.

Плашкоуты - несамоходные грузовые суда, поддерживающие брёвна, на которые укладывали настил.

Ответ оставил Гость

Федор Тютчев

Опять стою я над Невой,
И снова, как в былые годы,
Смотрю и я, как бы живой,
На эти дремлющие воды.

Нет искр в небесной синеве,
Все стихло в бледном обаянье,
Лишь по задумчивой Неве
Струится лунное сиянье.

Во сне ль все это снится мне,
Или гляжу я в самом деле,
На что при этой же луне
С тобой живые мы глядели?
Июнь 1868 г.

Стихотворение написано в июне 1868. Впервые было напечатано лишь в 1903 сыном поэта Федором Федоровичем Тютчевым в его статье «Федор Иванович Тютчев» . Стихотворение посвящено памяти Елены Александровны Денисьевой. Оно входит в «денисьевский цикл» .
Этот цикл стихотворений пронизан не только пылким и всепоглощающим чувством, но и ощущением трагичности, тревожным ожиданием страшных перемен. Многие события в жизни поэта сыграли огромную роль в его творческой судьбе, поэтому выходят за рамки конкретного времени. 15 июля 1850 Тютчев объясняется с Еленой Денисьевой, которая была намного младше его годами (Тютчеву - 47 лет, его возлюбленной -
24 года) . У них было трое детей, и Тютчев не скрывал своих отношений с любимой женщиной, вызывая этим возмущение и осуждение общества. Он также не порывал отношения с законной женой Эрнестиной Федоровной Тютчевой (Пфеффель) . Все эти обстоятельства придавали «последней любви» поэта оттенок трагичности и обреченности. Тютчев считал себя виноватым перед Денисьевой за душевные муки и двусмысленность
ее положения. Она умерла от чахотки 4 августа 1864.После ее смерти Тютчев потерял всякий интерес к жизни: «Не живется, не живется,
не живется» , – писал он в письмах тех лет. Потеря дорогого человека приводит к «духовному обмороку» (как напишет сам поэт в одном из стихотворений) , к крушению надежд на нормальное существование. В стихотворении «Опять стою я над Невой.. . » поэт, оплакивая ушедшую любовь, постоянно подчеркивает призрачность своей жизни: «как бы
живой» , «во сне ль все это снится мне» . Заметим, что образ Невы возникает у Тютчева в значимые, переломные моменты жизни. Река - образ безудержно бегущего времени человеческой жизни. Обращаясь
к великим невским водам, поверяя им душевные тайны, Тютчев как бы ведет разговор со своею судьбой. Вспомним стихотворение «Глядел я, стоя над Невой... » , где поэту открывается величие севера, душа России; и в стихотворении «Опять стою я над Невой... » узнается загадочный северный образ Невы: «дремлющие воды» , «...по задумчивой Неве /Струится лунное сиянье» . Таинственная неподвижность северной природы, дремотная
безжизненность как никогда близка и понятна поэту. Его живая душа теперь также скрыта под покровом безмолвия. В этом стихотворении лирический субъект ощущает свою реальность только в прошлом. Ушедшее погружается в вечность, и человек обращается уже к вечному, духовному опыту, стараясь еще раз пережить и переосмыслить его. Все положительное, по мнению М. Бахтина, путем «исторической инверсии» относится в прошлое. Прошлое призрачно, зато идеально. «Таинственный челн» , «два призрака» , «блаженные две тени» , «тайна скромного челна» создают атмосферу нереальности, лирический субъект как бы стоит между реальным и воображаемым. Примечательно, что здесь нет традиционного для лирики Тютчева образа небесного пространства, нет романтического полета («нет искр в небесной синеве») . Лирический субъект не устремляет свой взор к небесному, а скользит по земле в поисках былого. Он видит не луну в небе ночи, а лишь ее отражение в водах реки, как далекое
воспоминание.

«Глядел я, стоя над Невой…» Фёдор Тютчев

Глядел я, стоя над Невой,
Как Исаака-великана
Во мгле морозного тумана
Светился купол золотой.

Всходили робко облака
На небо зимнее, ночное -
Белела в мертвенном покое
Оледенелая река.

Я вспомнил, грустно-молчалив,
Как в тех странах, где солнце греет,
Теперь на солнце пламенеет
Роскошный Генуи залив…

О Север, Север-Чародей,
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?

О, если б мимолетный дух,
Во мгле вечерней тихо вея,
Меня унес скорей, скорее
Туда, туда, на теплый Юг…

Анализ стихотворения Тютчева «Глядел я, стоя над Невой…»

Произведение, появившееся в конце осени 1844 г., передает противоречивые чувства автора, остро переживавшего один из поворотных моментов в судьбе - возвращение в Россию спустя более чем двадцатилетнюю жизнь за рубежом. Своеобразным творческим итогом разительных перемен стала антитеза севера и юга, характерная для тютчевского поэтического мира. Первый из полюсов определяют отрицательные характеристики: это пасмурный «край безлюдный», где короткое существование тягостно, безрадостно и безотрадно. Вторая часть оппозиции символизирует «родимый край» души, расцвет счастливой жизни, щедрый праздник молодости, наполненный теплым солнцем.

Указанная антитеза моделируется во второй части анализируемого текста. Ее появлению предшествует зарисовка, изображающая зимний Петербург. На конкретность пейзажа указывают два топонима, открывающие зачин стихотворения. Описание настолько достоверно, что внимательным исследователям тютчевского наследия удалось найти конкретную точку, с которой лирический герой обозревал городской вид, - наплавной мост, уничтоженный пожаром в 1916 г.

Что видит «грустно-молчаливый» наблюдатель? Застывшую реку, чей покой обозначен выразительным эпитетом «мертвенный». Редкие облака, движение которых кажется робким, будто боязливым. Сквозь плотную туманную дымку проглядывает грандиозный силуэт Исаакиевского собора. Его светящийся купол, являющийся единственным ярким пятном, служит оригинальной заменой небесным светилам, которые скрыты холодными тучами.

Морозный и мглистый пейзаж вызывает воспоминания о южных краях, согретых солнцем. Символом щедрого тепла и роскошной природы выступает очередной топоним. Отрадные мысли не могут утешить героя, напротив, они лишь усиливают тоскливое настроение.

В последних катренах образ сурового севера дополняется сказочными мотивами. Он наделяется волшебной силой, способной очаровать случайного созерцателя, сковать его движения, подчинив чужой воле. Семантика фантастического позволяет по-новому взглянуть на очертания петербургского собора, уподобленные загадочному великану.

Многозначная концовка не разрешает внутренний конфликт, зародившийся в душе героя-наблюдателя. Околдованный неподвижным морозным пейзажем северного края, он жаждет оказаться на юге, ощутить его яркое солнце и знойную красоту щедрой природы.