Здоровье, отношения, дом и быт. Портал о самом интересном

Петр 1 жизнь и смерть. Император Пётр Первый. Оформление «Печальной залы»


Петра Первого за его бурную деятельность, связанную с превращением России в великую европейскую страну, реформы в военном деле, в судебной ветви, в церковных делах и прочих, называют "Великим". Он был одним из величайших людей своего времени, обладал великанским ростом, огромной физической силой, он не гнушался тяжелого физического труда, кроме того являлся основателем славного и легендарного русского флота, прославился своими военными походами на татар, турок и шведов. Царь обладал крепким здоровьем, но прожил всего пятьдесят три года и умер в тяжких мучениях. Так в чём причина смерти Петра?
Как утверждают историки, за год до своей кончины, в 1724 году, царь сильно заболел, но вскоре начал поправляться и болезнь вроде как отступила. Но уже спустя короткий период времени, Пётр опять приболел. Врачи пытались наладить железное здоровье царя, но тот, в гневе от своего недуга, чуть не прибил несчастным медиков. Потом хворь опять прошла. Однажды, в ноябре того же года, император плыл по Неве и увидел, как один из бортов сел на мель. На борту находились матросы. Пётр прыгнул в холодную, осеннюю воду и начал спасать людей, находясь по колена в воде. Это и сказалось фатально, царь слёг. Его здоровье всё больше ухудшалось, и 28 января 1725 года он умер в постели, не успев оставить даже завещание. Причины высказывались разные. Многие европейцы, служившие Петру или с ним в качестве дипломатов, высказывали свои версии. Кто - то говорил, что Пётр болел странгурией, соратник Лефорт доказывал, что император страдал от мочевого камня. Русский историк М. Н. Покровский заявлял, что царь умер от сифилиса, который он получил в Европе. Таким образом, причина смерти Петра могла быть как одна, так и совсем другая.
Человеком, который тогда ведал лечением Петра, был Блюментрост. При развитии болезни царя, ему в помощь выписали доктора Бидлоо. Они и занимались улучшением здоровья самодержца. Сперва ему стало легче после осмотров докторов. Пётр немного оправился и даже намеревался поехать заграницу. Но через несколько дней вновь появились приступы, состояние здоровья монарха ухудшилось. Ночью двадцать первого января царю стало легче, он хорошо спал и вроде как всё наладилось, но, как часто это бывает, облегчение наступило перед смертью. У императора началась сильная лихорадка, он упал в обморок и умер, в сильных мучениях, как было сказано выше.
Историки нашего времени высказывают различные мнения, касаемые причин смерти Петра Великого.
Существует версия об отравлении. Гипотеза такова: царь умер, не успев объявить официального наследника. К власти приходит Екатерина с помощью светлейшего князя Меньшикова. Александр Данилович происходил из низов, был сыном простого крестьянина и добился такого положения при дворе только благодаря расположению к нему Петра. Император зачастую был недоволен Меньшиковым за постоянное казнокрадство. Кроме того, серый кардинал когда - то покровительствовал любовной связи супруги царя с иноземцем Вилимом Монсом. Монарх об этом так бы никогда и не узнал, если бы не подброшенная ему записка о любовниках. Монса казнили, Меньшикова сия случайность миновала. По указанию царя, вели долгое время дело о злоупотреблениях "Алексашки". Светлейший и мог быть заинтересованным в устранении Петра. Ему не было выгодно выздоровление монарха, так и приход к власти партии влиятельных царедворцев, ибо они выдвигали на престол внука царя Петра Второго. Меньшиков выигрывал только с воцарением Екатерины, которая не отличалась большим умом и дальновидностью, через неё можно было спокойно управлять государством.
Подобные версии высказывались и современниками Петр. С казнью Монса Екатерина сама могла либо попасть в монастырь, как поступил Пётр со своей первой женой Евдокией Лопухиной, либо царь мог найти иной способ расплаты. Взять ту же плаху. Европейские короли не чуждались этого метода с ликвидацией изменивших им женщинам. Поэтому и Екатерина, и Меньшиков были заинтересованы в первую очередь в устранении Петра, который был скор на расправу. Пьедестал власти, на котором стоял Александр Данилович и так сильно шатался в последнее время. Пётр не оказывал больше ему своего доверия и снял с некоторых руководящих должностей.
Сразу после смерти императора пошли слухи о его отравлении. Как известно, дыма без огня не бывает. Зная ум царя, нетрудно было догадаться, что император догадывался, кому надобно передать престол, а именно внуку Петру. Цесаревича окружали преданные монарху сподвижники, с которыми он долгое время был вместе, и Меньшиков с Екатериной не могли не понимать, что с приходом к власти Петра Второго райской жизни для них не будет, если даже их соперники и оставили им бы жизнь
Так как же можно было причинить смерть Петру? Однажды, ему предпонесли в подарок конфеты. После этого он начал плохо себя чувствовать, появилась рвота, онемение и болезнь живота.
А вот доктор медицинских наук Л. Л. Хунданов утверждал, что специальной отравы быть не могло. В то время часто пробовали излечить человека с помощью мышьяка, большое количество последнего и могло привести к смерти. Вместо этого, профессор говорит, что самая вероятная причина смерти царя - стриктура урерты. Вдобавок, могло повлиять чрезмерное употребление алкоголя на "всепьянейших" и "всешутейших" оргиях, а также переохлаждения в воде. Всё это могло вызвать обострение, которое потом могло прогрессировать.

28 января 1725 года в Петербурге ушел из жизни величайший русский реформатор - император Петр I . Он умер на 53-м году жизни, из которых 42 года и семь месяцев и три дня пробыл на российском престоле. После смерти государя его тело было забальзамировано, а с лица сняли гипсовую маску. Петр I был похоронен в Петропавловской крепости.

Знаменитый историк Т.Н.Грановский так описывал свое впечатление от портрета Петра I , который был написан с мертвого, тотчас после кончины российского императора:

«Верхняя часть божественно прекрасного лица запечатлена величавым спокойствием; мысли нет более, но выражение ее осталось. Такой красоты я не видел никогда. Но жизнь еще как будто не застыла в нижней части лица. Уста сжаты гневом и скорбью; они как будто дрожат. Целый вечер смотрел я на это изображение человека, который дал нам право на историю и едва ли не один заявил наше историческое призвание».

Прошло 288 лет со дня смерти Петра I , но до сих пор историки, ученые-медики, писатели и журналисты пытаются расследовать обстоятельства смерти Петра I . Все гипотезы жизнеспособны – ни одна не доказуема сейчас на все сто процентов. Предлагаем вниманию посетителей сайта НижГМА некоторые гипотезы, версии и догадки.

Кандидат медицинских наук, историк Б.А.Нахапетов:

«…Присутствуя в сильный мороз 6 января 1725 года на церемонии Крещения, Петр I простудился… 16 января наступило ухудшение, появился «сильный озноб», царь слег в постель. По выражению историка Е.Ф. Шмурло «смерть простучала в царские двери».

Лечивший императора лейб-медик Блюментрост обратился за советом к знаменитым в то время европейским врачам Герману Бургааву в Лейдене и Эрнсту Шталю в Берлине; кроме того, собрал на консилиум всех врачей, находившихся в Петербурге. Но ничто не помогало. Наступила острая задержка мочи. Приступ следовал за приступом. Петр I испытывал страшные мучения…

К 22 января лихорадка отступила, однако больного беспокоили общая телесная слабость, резкая головная боль. 23 января состоялась «операция» (возможно, пункция или высокое сечение мочевого пузыря), в результате которой было извлечено около двух фунтов гнойной мочи. Боль во время приступов в эти дни была столь сильна, что крики императора слышались не только во дворце, но и по всей округе.

«Приступы», о которых упоминали современники, наиболее вероятно, являлись эпизодами острого нарушения мочеиспускания вследствие стриктуры (сужения) уретры. Блюментрост и Бидлоо не отходили от постели больного.

25 января при катетеризации мочевого пузыря было извлечено около литра гнойной, зловонной мочи. Измученный болезненной процедурой, император ненадолго заснул, но вскоре с ним «сделался обморок». На следующий день начался новый приступ лихорадки, сопровождавшийся судорогами, во время которых больной терял сознание. 26 января, приободрившись, Петр I , попросил есть, но во время приема пищи у него неожиданно возник судорожный приступ, он потерял сознание на два с лишним часа, после чего император утратил способность говорить и владеть правыми конечностями.

… При вскрытии нашли «затвердение в шейке мочевого пузыря и антонов огонь» (воспаление)».

Кандидат медицинских наук Г.Абсава:

«… Исходя из отрывочных и не всегда достоверных сведений о клинической картине заболевания Петра, представляется затруднительным установить точный диагноз. Официально принята доныне версия – «смерть от водяного запору», «Урины запору»; по-видимому, имеется в виду острая почечная недостаточность и уремия (интоксикация азотистыми продуктами белкового обмена, т.н. «шлаками», накапливающимися в крови). Что явилось ее причиной? Цистит (воспаление мочевого пузыря), пиелонефрит (воспаление почек и почечных лоханок), мочекаменная болезнь? А может быть, злокачественное заболевание предстательной железы? Сомнений добавляет и та спешка, с которой тело императора без вскрытия уже утром следующего дня было выставлено для прощания с народом.

Все эти сведения суммированы ведущим специалистом по истории Петровского периода профессором Н.Г.Павленко. Вместе с тем, историк счел нужным дополнить свой труд еще одной гипотезой: «Согласно версии Юлиана Семенова, Петр, будучи совершенно здоровым, внезапно заболел и умер после обильного принятия пищи, вызвавшей конвульсии и потерю сознания. Хотя автор прямо и не пишет, что царь был отравлен, но этот вывод вытекает из текста. Предложенная версия, как и описание болезни Петра, не отражена в известных в настоящее время источниках.

Н.Г.Павленко – исследователь, известный своим тщательным отношением к документам. И то, что он с ходу не отвергает гипотезу Ю.Семенова, говорит о многом…

… Мемуаристы и историки постоянно упоминают о слабом телосложении и здоровье Петра, злоупотреблении горячительными напитками, частых болезнях и регулярном приеме курсов лечения минеральными вожжами (в чем видят проявление болезненности его натуры), При этом почти везде можно встретить намеки на какое-то «дурное почечное заболевание», являющееся якобы следствием попытки его отравления царевной Софьей. Стоит ли при таком «букете» удивляться относительно ранней смерти царя, который к тому же постоянно изнурял себя непосильными физическими и психическими нагрузками? Оказывается, стоит.

Да, государя Петра Алексеевича нельзя назвать атлетом. При огромном росте (2м 04см) он был узкогруд и узкоплеч – сохранившиеся его кафтаны с учетом двухвековой усадки соответствуют современному 50-му размеру. Размер его обуви не более 41-го, т.е. царь действительно был человеком астенического (слабого) сложения. Но учтите легкость, с которой он владел тяжелым плотницким топором и кузнечной кувалдой, его удивительную выносливость в путешествиях и походах, заметьте, как быстро он оправлялся после тяжелых заболеваний. Не преувеличено ли мнение о болезненности и слабости Петра?..»

Доктор исторических наук, писательница Н.М.Молева:

«… До сих пор окутаны тайной обстоятельства кончины Петра I . С одной стороны, казалось бы, все ясно: есть свидетельства современников, труды историков, свидетельствующие о хроническом недуге царя. Но когда начинаешь изучать архивные документы («Малый придворный календарь»), в котором фиксировались буквально по часам все бытовые эпизоды жизни Петра, состояние его здоровья возникает ощущение неудовлетворенности официальной версией. А если на это наложить политическую картину, то версия о насильственной смерти Петра I обретает все более четкие контуры.

Петр умер так и не оставив наследника престола. К власти благодаря стараниям А.Меншикова пришла Екатерина I . Она особенно никогда и не претендовала на престол: для счастья ей вполне бы хватило дворца, вкусной пищи да мягкой постели. Но за ее спиной стоял Меншиков, чья жизнь буквально висела на волоске. Обвиненный в казнокрадстве, он ждал неминуемого наказания, которое, судя по всему, должно быть суровым. Петр не мог простить своему бывшему любимцу прегрешения, и в первую очередь его роль в деле Вильяма Монса, брата Анны Монс. Блестящий офицер, очень красивый молодой человек, он становиться управляющим вотчинами царицы и, воспользовавшись ее расположением, не только устраивает себе состояние…

Этой связи Екатерины и придворного всячески покровительствует Меншиков. Петр, узнав из подкинутой записки об измене жены, был взбешен. Монса казнили, а Екатерина в последние месяцы жизни Петра даже не допускалась до его кабинета. По личному приказу царя срочно завершалось тянувшееся уже несколько лет дело о злоупотреблениях Меншикова.

А.Меншиков рисковал в обоих вариантах – и при выздоровлении императора, и с приходом к власти партии царевича Петра Алексеевича. И в том, и в другом случае его ждали суд, ссылка, а возможно и казнь.

И вот на ужин Петру дают попробовать новый сорт конфет, присланных царю в подарок. Буквально через несколько часов Петр почувствовал себя плохо, у него началась рвота, появился выраженный цианоз ногтей, онемение в руках, жжение в животе.

Кстати, спустя два года, тоже после конфет точно такой же приступ случился и у Екатерины I , после которого она умерла. А ведь именно в это время она стала просто не нужна Александру Данилычу Меншикову, начала мешать его политической игре…

Еще одна деталь: перед входом в спальню, где лежал больной Петр, был установлен алтарь передвижной церкви. За алтарь не могли заходить ни женщины, ни люди другой веры, кроме православных. Таким образом, доступ лиц к Петру был крайне ограничен, как для его дочерей, так и для врачей-иноземцев. Все это не может не рождать мысль о заговоре, существовавшем в самом близком окружении царя».

Известный российский судебно-медицинский эксперт, действительный член АРСИИ им. Г.Р.Державина, заслуженный врач России, доктор медицинских наук, профессор Ю.А.Молин выдвигает свою версию диагноза болезни Петра I . Он считает, что «Петр I страдал стриктурой уретры, осложнившейся гнойным циститом, восходящей инфекцией с развитием тяжелого пиелонефрита (воспаления почечных лоханок и ткани почек), а на финальном этапе болезни – уремией (наводнением организма токсическими продуктами обмена веществ) и уросепсисом ». Ю.А.Молин также высказывает мнение о том, что «за несколько часов до смерти Петр перенес острое нарушение мозгового кровообращения с кровоизлиянием в левое полушарие головного мозга как следствие подъема артериального давления, нередко наблюдавшееся в запущенных, не леченных случаях нефритов».

Источники: Б.А.Нахапетов «Тайны врачей дома Романовых». – М.: Вече, 2005; Н.И.Гусоков «Петр I и медицина». – М., 1994; Историческая газета. – 2007. – июль; Медицинская газета. – 1989. – 15 февраля. - №111; Военно-медицинский журнал. – 1990. - №12; Ю.А.Молин «Тайны гибели великих». – СПб, 1997; блог Николая Кофырина; ricoior .org /history ; files .mail .ru / SECPRT .

Материал подготовлен Е.А.Чижовой


Петр и Екатерина выехали из Астрахани в Москву в конце ноября 1722 года. Еще до их отъезда начал выпадать снег. Волгу ниже Царицына сковало льдом, и Петр не смог пуститься в путь на галерах. Отыскать подходящие для царского кортежа сани оказалось делом нелегким, и в результате путешествие заняло целый месяц.

Вернувшись в Москву, Петр окунулся в предрождественскую праздничную атмосферу. Карнавальные процессии на святочной неделе превзошли размахом празднества прошлого года. Саксонский посланник так описывал эти торжества.

Вот описание нашего карнавала, окончившегося только вчера после восьмидневных празднеств: он состоял частью в катании на санях, в числе шестидесяти, которые заслуживали, чтобы их видеть. Вид был тем более хорош, что представлял маленькую морскую эскадру, прогуливавшуюся по улицам, ибо кареты изображали различного рода морские суда, начиная с фрегата, в котором ехал царь, и кончая маленькой шлюпкой. Нить начиналась колесницей, в которой ехал Бахус, представлявший его вполне и по одеянию, и внешним видом, ибо за три дня до нашей поездки позаботились привести его в приличное состояние. За ним следовал шут Его Величества по имени Виташи, одетый медведем и везомый шестью медвежатами, потом следовали другие сани, запряженные четырьмя свиньями, затем черкес, ехавший на десяти собаках.

Далее следовали адъютанты князя-папы, иначе патриарха, в числе шести, люди чрезвычайно почтенные по летам, ехавшие в одежде кардиналов, на взнузданных и оседланных быках. За ними следовал в большой колеснице патриарх в папской одежде, обильно расточавший благословения. Он сидел на троне, окруженный избранными, и впереди Силен, его сопровождавший, сидя на своей бочке. Князь-кесарь, олицетворение царя Московского, следовал за ними с королевским венцом в сопровождении двух медвежат, потом ехали в колеснице в виде раковины, великий Нептун с трезубцем в руках и два тритона, служивших ему пажами. Затем появился большой о тридцати двух пушках (восемь из которых были бронзовые, а остальные деревянные) двухпалубный фрегат Его Величества, в три мачты со всеми снастями, флагами и парусами. Все судно было около тридцати футов длиной. Нужно было удивляться красоте и величине этого фрегата. Его Величество был одет моряком, представляя собой капитана корабля. Только шесть лошадей везли эту огромную машину. Затем следовала змея около ста футов длиною с огромным хвостом, нагруженная разными людьми. Хвост был составлен из двадцати четырех маленьких саней, привязанных одних к другим, которые извивались. Далее виднелась огромная вызолоченная баржа, где находилась Ее Величество царица, одетая крестьянкою со всем двором и всадниками, одетыми африканцами. Эта баржа была очень красива и вся изукрашена зеркалами. Затем следовала труппа князя Меншикова, одетого со всей свитой аббатами, в сопровождении баржи княгини Меншиковой с труппой испанок. Потом следовал военный фрегат, где был адмирал, одетый гамбургским бургомистром далее ехала шлюпка герцога с толпою голштинских крестьян в числе двадцати и с музыкантами. Затем следовала шлюпка иностранных министров в синих домино со всеми их прислужниками верхами в этом же одеянии в сопровождении колесницы молдавского господаря, одетого турком под своим балдахином.

Перед тем как уехать из Москвы в Петербург, в начале марта 1723 года, Петр пригласил своих друзей полюбоваться другим поразительным зрелищем - сожжением деревянного дворца в Преображенском, того самого, где он некогда вынашивал тайные замыслы войны против Швеции. Император собственноручно расставил по полкам и чуланам сосуды с разноцветными легковоспламеняющимися химикалиями, а потом поджег дом факелом. Строение мгновенно вспыхнуло. Пожар сопровождался множеством мелких взрывов и разноцветных вспышек. Некоторое время, пока здание не рухнуло, его прочный бревенчатый каркас четким силуэтом вырисовывался на фоне цветных сполохов. А когда от дома остались лишь почерневшие, дымящиеся развалины, Петр обернулся к герцогу Голштинскому, племяннику Карла XII, и промолвил: «Вот образ войны: блестящие подвиги, за которыми следует разрушение "! исчезнет вместе с этим домом, где вырабатывались первые замыслы против Швеции, всякая мысль, могущая когда-либо снова вооружить мою руку против этого государства, и да будет оно наивернейшим союзником моей империи!»

В теплые месяцы Петр большую часть времени проводил в Петергофе. По совету своего врача, он пил минеральную воду и занимался разнообразными физическими упражнениями - косил траву и совершал пешие прогулки с ранцем за спиной. Пребывание на воде по-прежнему оставалось для него самым большим удовольствием, и прусский посол сообщал, что даже министры порой не могут подступиться к государю. «Император настолько увлечен своими виллами и плаванием под парусом в заливе, - писал дипломат, - что ни у кого не хватает духу его потревожить».

В июне 1723 года весь двор, включая и царицу Прасковью, страдавшую жестокой подагрой, переехал с Петром в Ревель. Там, по повелению императора был воздвигнут изысканный розовый дворец для Екатерины, а поблизости выстроен скромный трехкомнатный домик для него самого*.

* Дворец в Екатеринептале близ Ревеля построен архитектором Никколо Микетги в 1718-1723 гг.

Дворец Екатерины был окружен просторным парком, украшенном прудами, фонтанами и статуями, однако, отправившись на прогулку по его широким аллеям, император с недоумением отметил, что гуляет он в одиночестве. Причину этого Петр скоро выяснил - у главных ворот стоял часовой, которому было приказано никого не впускать в парк. Петр тут же отменил этот приказ, заявив, что никогда не стал бы разбивать такой большой и дорогостоящий сад только для себя и своей жены. На следующий же день по городу ходили барабанщики и оповещали жителей, что дворцовый парк открыт отныне для всех.

В июле Петр отплыл с флотом на Балтику, где были проведены маневры. В августе он вернулся в Кронштадт. Там состоялась церемония чествования маленького ботика, который Петр некогда обнаружил гниющим в Измайлове и на котором в компании Карстена Бранта брал первые уроки мореплавания на Яузе. Поименованный «Дедушкой русского флота», ботик был доставлен в Кронштадт. Там император взошел на борт маленького суденышка, над которым реял государев штандарт. Петр правил рулем, а на веслах сидели четыре адмирала. Ботик проплыл между выстроившимися двумя рядами двадцатью двумя линейными кораблями и двумя сотнями галер. По сигналу, поданному монархом, со всех судов.грянули пушечные залпы. Фарватер затянуло дымом, и над густой завесой виднелись лишь верхушки мачт самых больших судов. Затем последовал пир, длившийся - десять часов кряду, причем Петр объявил, что «бездельник тот, кто в этот день не напьется пьян». Дам не отпустили, и молодые цесаревны Анна и Елизавета обносили гостей бокалами венгерского вина. Герцогиня Мекленбургская захмелела, да и другие знатные гости изрядно перебрали: от пьяных слез, объятий и поцелуев они незаметно перешли к ссорам и стычкам - не только словесным. Даже Петр, который к этому времени стал выпивать куда меньше, чем в юности, осушил немало бокалов.

Осенью очередным маскарадом была отмечена вторая годовщина Ништадтского мира. Петр рядился то католическим кардиналом, то лютеранским пастором, позаимствовав у настоящего пастора его облачение, то, наконец, армейским барабанщиком, причем заправски бил в барабан. Для царицы Прасковьи это было последнее празднество - вскоре она умерла.

Чтобы восстановить организм после всех этих вакханалий, Петру приходилось ездить на воды - теперь он пил недавно открытые в Олонце «железные воды» Император часто наведывался в Олонец даже зимой, когда можно было ездить по Ладожскому озеру на санях. Иногда его сопровождала Екатерина. Петр утерждал, что русские минеральные воды лучше любых немецких, однако далеко не все с ним соглашались. Кое-кого беспокоило, что государь пил воду, насыщенную солями металлов, которая скорее могла навредить, нежели помочь его здоровью. Тревожило и то, что Петр не желал выполнять предписания врача: бывало поутру он выпивал до двадцати одного стакана минеральной воды. Во время лечения ему не разрешали есть сырые фрукты, огурцы, соленые лимоны и лимбургский сыр. И все же, несмотря на запрет, Петр как-то раз, выпив целебной воды, съел тарелку инжира и несколько фунтов вишен. Лечение водами было процедурой монотонной, и чтобы развеять скуку, Петр каждый день работал в токарне, вытачивая безделушки из дерева или кости. Когда император чувствовал себя достаточно окрепшим, шел в находившиеся поблизости кузни, где с удовольствием стучал молотом.

Две старшие дочери Петра уже приближались к брачному возрасту (в 1722 году Анне было четырнадцать лет, а Елизавете - тринадцать), и как всякий разумный монарх, он стремился к заключению таких брачных союзов, которые пошли бы на пользу его державе. Со времени визита во Францию он надеялся выдать одну из своих дочерей (предположительно Елизавету) за юного короля Людовика XV. Породнившись с домом Бурбонов, Петр не только поднял бы престиж России, но и приобрел бы в Европе ценного союзника, способного служить противовесом враждебно настроенной Англии. Если бы не удалось устроить брак с самим королем, Петр рассчитывал на худой конец выдать Елизавету за одного из принцев французского королевского дома, с тем чтобы впоследствии возвести молодую чету на польский трон. Сразу после подписания Ништадтского мира и принятия императорского титула Петр предложил этот план Парижу. Французский посланник в Петербурге Кампредон с энтузиазмом поддержал эту идею. «Желательно, -писал он, - устроить брак дочери царя, очень милой и очень хорошенькой особы, с одним из французских принцев, которого легко, а при могуществе царя даже наверное, можно было бы сделать польским королем»

Регенту Франции, герцогу Филиппу Орлеанскому, план Петра показался заманчивым. Польша и впрямь могла бы стать полезным союзником в тылу у Австрии. Если император готов употребить свое влияние, чтобы посадить французского принца на польский трон, то, возможно, с ним действительно не мешало бы породниться. Правда, у Филиппа имелись и некоторые сомнения. Происхождение Екатерины было темным, историю их с Петром венчания тоже окружала тайна - все это ставило под вопрос законность рождения Елизаветы. Но регент преодолел свои колебания и даже предложил кандидатуру, наиболее подходящую, по его мнению, на роль жениха, а стало быть и польского короля. Выбор Филиппа пал на его собственного сына, юного герцога Шатрского. Когда, вернувшись и Персии, Петр узнал, что Франция предлагает кандидатуру Шатра, он расплылся в улыбке и сказал Кампредону: «Я знаю его и ценю высоко».

Однако, к сожалению для договаривающихся сторон, существовало серьезное препятствие этим планам, устранить которое было не в их власти. Польский престол занимал больной пятидесятитрехлетний Август Саксонский. Хотя в то время он уже не был ни другом, ни союзником Петра, император не имел намерения силой лишать его трона. Петр предложил без промедления обвенчать Шатра со своей дочерью, а потом спокойно ждать смерти Августа и освобождения польского престола. Французы, напротив, предпочитали подождать, пока принца изберут польским королем, а уж потом заключать брак, но это совсем не устраивало Петра.

«А что если Август проживет еще лет пятнадцати- спрашивал император. Кампредон уверял его, и этого не может быть. «Чтобы приблизить это событие, - убеждал он, - королю Польши только и нужно что завести новую, резвую, веселую любовницу»*.

* В действительности Август прожил еще десять лет и скончался в 1733 году в возрасте шестидесяти трех лет.

В конце концов Кампредон согласился с доводами Петра и попытался склонить к тому же свое правительство. Он писал в Париж, восхваляя достоинства Елизаветы: «Принцесса Елизавета сама по себе особа милая. Ее можно даже назвать красавицей в виду ее стройного стана, ее цвета лица, глаз и рук. Недостатки, если таковые вообще есть в ней, могут оказаться лишь в воспитании и в манерах. Меня уверяли, что она очень умна. Следовательно, если в сказанном отношении найдется какой-нибудь недостаток, его можно будет исправить, назначив к принцессе, "если дело сделается, какую-нибудь сведущую и искусную особу».

И все же дело расстроилось из-за происков старого недруга Петра Георга I Английского. Регент Франции и его первый министр, аббат Дюбуа, положили дружбу с Англией в основу нового внешнеполитического курса. Бывшие враги сблизились до такой степени, что Дюбуа пересылал в Англию, не имевшую своего дипломатического представителя в России, подлинники поступавших из Петербурга депеш Кампредона, и король Георг возвращал их в Париж с собственноручными пометками на полях. Георг I не желал усиления России, Дюбуа поддерживал его и некоторое время даже оставлял послания Кампредона без ответа. Когда же он все-таки соблаговолил ответить, то сообщил, что, в связи с возникшими у Англии возражениями, дело следует отложить и до получения дополнительных указаний ничего не предпринимать. Указаний так и не последовало. И регент, и Дюбуа умерли еще до исхода 1723 года, а Людовик XV был объявлен совершеннолетним и стал полновластным королем Франции. Герцог Шатрский в конце концов женился на немецкой принцессе, а дочери Петра, Елизавете, так и не суждено было вступить в законный брак (хотя, по некоторым сведениям, она тайно обвенчалась со своим фаворитом, красавцем Алексеем Разумовским, возвысившимся из простонародья и получившим графский титул). Вместо того, чтобы стать королевой польской, она осталась дома, в России, которой и правила в течение двадцати одного года.

Зато планы Петра относительно его старшей дочери, цесаревны Анны, довольно скоро принесли плоды. На протяжении нескольких лет хитроумный Герц вынашивал идею женить на Анне своего молодого господина, герцога Карла Фридриха. Этой мыслью Герц поделился с Петром, и тот с радостью за нее ухватился. В последующие годы фортуна то улыбалась юному герцогу, то отворачивалась от него. Герцог приходился племянником, причем единственным, бездетному Карлу XII, Приблизившему юношу к себе. В Швеции многие полагали, что именно Карлу Фридриху, а не его тетке Ульрике Элеоноре и ее мужу Фридриху Гессенскому, достанется шведская корона. В 1721 году Карл Фридрих тайно приехал в Россию, надеясь заручиться поддержкой царя в своих притязаниях на шведский престол, а если удастся, скрепить союз с Петром женитьбой на одной из его дочерей. Приезд герцога в Россию сыграл на руку Петру. Ульрика Элеонора и Фридрих расценили пребывание молодого человека в Петербурге как скрытую угрозу, и это подтолкнуло их к скорейшему примирению с Россией. В одной из статей Ништадтского мира 1721 года содержалось обещание России не поддерживать притязаний герцога на шведский трон. Несмотря на постигшее его разочарование, Карл Фридрих остался в России. Он сделался любимцем Екатерины, принимал участие во всех придворных увеселениях, а его маленький двор стал центром притяжения для тех шведских офицеров, которые, женившись на русских, по шведским законам »- могли вернуться на родину со своими женами. Собираясь у герцога, эти неприкаянные души все больше приучались заливать тоску водкой, и вскоре возникла опасность того, что герцог, единственный племянник Карла, сражавшийся бок о бок со своим прославленным дядей, превратится в праздного прихлебателя при российском дворе.

Однако Карл Фридрих не оставлял надежды получить руку цесаревны Анны, рослой, темноволосой и привлекательной, как и ее мать, девушки, которая к тому же была умна, жизнерадостна, благовоспитанна и, появляясь в обществе в великолепном платье, с волосами, убранными по европейской моде и украшенными жемчугами, производила неизгладимое впечатление на иностранных послов. Шансы Карла Фридриха значительно возросли, когда в 1724 году был подписан шведско-русский оборонительный союз. Герцог получил титул королевского высочества, и шведское правительство обязалось выплачивать ему пенсион. Кроме того, Россия и Швеция договорились оказывать совместное давление на Данию, дабы убедить ее вернуть герцогу Голыытинскому захваченные у него земли. Положение герцога таким образом улучшилось, и в 1724 году он не без удовольствия получил послание Остермана, в котором ему предлагалось подготовить брачный договор*. Предполагалось, что, обручившись с Анной, герцог получит пост генерал- губернатора Риги.

* В действительности все было несколько сложнее: Петр до самого конца колебался, и к решительным действиям его побудила история с В. Монсом и та роль, которую в ней сыграла Екатерина, назначенная преемницей Петра на троне. Выдавая дочь замуж, царь надеялся дождаться внука, которого и намеревался сделать наследником российского престола.

Обручение было отпраздновано пышно и церемонно. Накануне вечером личный оркестр герцога исполнил под окнами Зимнего дворца серенаду в честь императрицы. На следующий день, после богослужения в Троицком соборе и обеда с императорской фамилией, герцог был обручен с Анной. Петр собственноручно надел молодым обручальные кольца и воскликнул: «Виват!» - после чего все отправились на свадебный пир, за которым следовали бал и фейерверк. На балу Петр почувствовал недомогание и танцевать отказался, но Екатерина поддалась на уговоры Карла Фридриха и прошлась с женихом в полонезе.

После свадьбы, однако, Анна прожила всего четыре года и скончалась двадцати лет от роду. Судьба распорядилась так, что именно она и ее супруг продолжили линию Петра на российском престоле. Молодые уехали в Голыптейн, где в Киле, незадолго до своей смерти, Анна родила сына, которого нарекли Карлом Петером Ульрихом. В 1741 году, когда мальчику исполнилось тринадцать лет, его тетка Елизавета стала императрицей. Государыня не была замужем и не имела наследников, а потому вызвала в Россию племянника и, окрестив его в православие, назвала Петром Федоровичем. В 1762 году он взошел на престол и стал императором Петром III, а шесть месяцев спустя был низложен, а потом и убит сторонниками его жены, немецкой принцессы. Эта энергичная особа захватила трон, была коронована императрицей Екатериной II и вошла в историю как Екатерина Великая.. Сын, внук, а затем и более отдаленные потомки Петра III и Екатерины II занимали российский престол до 1917 года. Все они вели свою родословную от цесаревны Анны и Карла Фридриха Голштинского - от дочери Петра Великого и племянника Карла XII.

Настойчивость, с которой Петр стремился выдать замуж своих дочерей за иностранных принцев, свидетельствует о том, что ни в одной из них он не видел своей преемницы на российском престоле. И действительно, до сих пор ни одна женщина на этом престоле не восседала. Но после того, как в 1719 году скончался царевич Петр Петрович, в доме Романовых остался только один наследник мужского пола - Петр Алексеевич, сын царевича Алексея. Многие в России считали, что он-то и является законным наследником. Петр прекрасно понимал, что приверженцы старины видят в юном великом князе свою единственную надежду. И он решил лишить их этой надежды.

Но если не Петр Алексеевич, то кто же тогда унаследует трон? Чем дольше размышлял Петр над этой проблемой, тем чаще обращался мыслями к самому близкому человеку - Екатерине. С годами страсть, которую некогда испытывал Петр к этой простой, здоровой, молодой женщине, уступила место спокойной любви и доверию. Екатерина обладала колоссальной энергией и замечательной способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам: она любила роскошь, но могла быть и неприхотлива, не теряя бодрости духа в самых суровых условиях. Она неразлучно сопровождала Петра, даже когда бывала беременна, и муж не раз говаривал, что жизненных сил у нее поболе, чем у него самого. Они вместе радовались, глядя, как расцветают их дочери, и вместе печалились, теряя многочисленных младенцев. Они находили удовольствие в обществе друг друга и грустили, когда приходилось разлучаться. «Слава Богу, все весело здесь, - писал Петр из Ревеля в 1719 году, - только когда на загородный двор придешь, а тебя нет, то очень скучно». «А что пишешь, что скучно гулять одной, хоть и хорош огород, - писал он в другой раз, - верю тому, ибо те же вести и за мною: только молю Бога, чтобы уж сие лето было последнее в разлучении, а впредь бы быть вместе».

Однажды, когда Петр в очередной раз был в долгой отлучке, Екатерина приготовила сюрприз, немало порадовавший мужа. Зная, как любит он новые здания, она втайне от Петра выстроила загородный дом в милях пятнадцати к юго-западу от Петербурга. Двухэтажный каменный особняк, окруженный садами и парками, стоял на вершине холма, а позади него, до самой столицы на берегу Невы, раскинулась широкая равнина. Когда Петр вернулся, Екатерина сказала ему, что нашла пре-. лестное, уединенное место, где была бы не прочь «поставить Вашему Величеству загородный дом, когда б вы не поленились сходить, да посмотреть на него». Петр тут же обещал взглянуть на это место и «ежели оно и впрямь таково, поставить дом, какой она пожелает». На следующее утро большая компания отправилась в путь. Петр распорядился взять с собой повозку с навесом, чтобы было где перекусить в дороге. Доехав до подножия холма, кортеж стал подниматься по ведущей к вершине липовой аллее, в конце которой Петр неожиданно увидел дом. Так и пребывая в недоумении, он подошел к порогу, и только в дверях Екатерина сказала ему: «Это загородный дом, который я построила для моего государя». Восхищенный Петр нежно обнял жену и ответил: «Я вижу, ты хотела показать мне, что окрест Петербурга не только на воде есть красивые места». Екатерина повела мужа по дому и наконец пригласила в просторную гостиную, где уже был накрыт превосходный стол. Петр похвалил ее архитектурный вкус, а Екатерина в ответ предложила здравицу в честь хозяина нового дома. Еще большее удивление и восторг Петра вызвало то, что едва Екатерина поднесла кубок к губам, под окнами грянул салют из одиннадцати пушек, укрытых в саду за деревьями. Ночью Петр признался жене, что не может припомнить более счастливого дня»*.

* История эта - не более чем легенда, и относится к другому дворцу, Екатерингофу.

Со временем это имение стало называться Царским Селом. Императрица Елизавета повелела Растрелли выстроить на месте достопамятного загородного дома огромный дворец. Это величественное здание, названное Екатерининским дворцом в честь матери Елизаветы, императрицы Екатерины I, сохранилось до наших дней.

Уважение и признательность Петра к Екатерине усилились благодаря ее участию в Прутском и Персидском походах. Подтверждением этих чувств стало публичы венчание императорской короной Екатерины и учреждение в ее честь ордена Св. Екатерины. Не имея наследника и задумываясь о будущем, государь решил пойти дальше. В феврале 1722 года, перед тем, как отправиться в Персидский поход, он предпринял решительный шаг - издал «Устав о престолонаследии». В нем объявлялся утратившим силу давний, освященный столетиями порядок, согласно которому престол великих князей Московских переходил от отца к сыну, и провозглашалось, что отныне всякий правящий государь имеет неоспоримое право назначать преемника по своему усмотрению, «дабы дети и потомки наши не впали в злость авесаломскую». Согласно новому указу, вся Россия должна была принести присягу в том, что не отступится от воли монарха и признает наследником того, кого он захочет ей дать.

Хотя февральский указ 1722 года был в подлинном смысле революционным, он послужил лишь прелюдией к еще более ошеломительному известию - Петр объявил, что намерен официально короновать Екатерину императрицей Всероссийской. Манифест от 15 ноября 1723 года гласил, что поскольку наша любезнейшая государыня и императрица Екатерина великою помощницей была, и не точию в сем, но и во многих воинских действах, отложа немочь женскую, волею, с нами присутствовала, и елико возможно помогала... того ради данною нам от Бога самовластию, за такие супруги нашел труды она будет коронована. Объявлялось, что церемония состоится в Москве нынешней зимой.

Издав этот манифест, Петр вступил на зыбкую почву. Екатерина по рождению была простой лифляндской крестьянкой и попала в Россию как пленница. Неужто ей суждено восседать на троне русских царей и увенчать себя короной? Хотя в манифесте о короновании Екатерины она напрямую не провозглашалась наследницей, в ночь накануне коронации Петр в доме одного английского купца, в присутствии нескольких сенаторов и видных церковных иерархов заявил, что коронует жену, дабы она обрела право управлять государством. Он ждал возражений: их не последовало*.

* Этот, якобы имевший место эпизод, в день провозглашения Екатерины I самодержавной императрицей «вспомнил» один из ее сторонников - Феофан Прокопович».

Церемонию коронации было задумано обставить с пышностью и блеском. Петр, всегда прижимистый в расходах на себя самого, на сей раз распорядился денег не жалеть. Коронационную мантию императрицы заказали в Париже, а петербургский ювелир получил заказ на изготовление новой императорской короны, превосходившей великолепием венец, носимый доселе российскими монархами. Коронование должно было состояться не в граде Петровом, новой столице, а в первопрестольной Москве, в Кремле, в соответствии с вековыми обычаями. Загодя, за шесть месяцев, в Москву были посланы президент Священного Синода Стефан Яворский и неутомимый Петр Толстой с тем, чтобы подготовить все необходимое для торжественного обряда. На коронации надлежало присутствовать сенаторам, членам Синода и всей российской знати.

Из-за болезни Петр вынужден был задержаться - в начале марта 1724 года он отправился в Олонец на воды, чтобы поправить здоровье. К 22 марта наступило заметное улучшение, и они с Екатериной вместе выехали в Москву. На рассвете 7 мая с кремлевской стены выстрелила сигнальная пушка. Под стенами Кремля церемониальным маршем прошли 10000 пеших гвардейцев и эскадрон кавалергардов. На это зрелище угрюмо взирали московские купцы, у которых Толстой по такому случаю реквизировал лучших коней. В 10 часов зазвенели колокола всех московских церквей и грянул залп из всех городских орудий. На Красном крыльце, в сопровождении высших сановников государства появились Петр и Екатерина. Императрица была облачена в пурпурное, шитое золотом платье, шлейф которого несли пять придворных дам. Петр в честь такого события надел шитый серебром кафтан небесно-голубого цвета и красные шелковые чулки. Царственная чета взирала на запрудившую Соборную площадь толпу с того самого места, откуда сорок два года назад десятилетний Петр с матерью смотрели на бесновавшихся стрельцов и лес сверкающих бердышей. Затем государь и государыня спустились с Красного крыльца, прошествовали через Соборную площадь и вошли в Успенский собор. В центре храма был воздвигнут помост, на котором для Петра и Екатерины установили два инкрустированных драгоценными камнями трона, под бархатными, расшитыми золотом балдахинами.

У дверей храма императорскую чету встретили Яворский, Прокопович и другие архиереи в священных облачениях. Яворский дал царю и царице приложиться к кресту, после чего подвел их к тронам. Началось богослужение. Петр и Екатерина молча сидели рядом. Наконец наступил торжественный момент: государь поднялся, и Яворский преподнес ему новую императорскую корону. Взяв ее в руки, монарх обернулся к собравшимся и громогласно возгласил: «Мы коронуем нашу возлюбленную супругу» , - и сам возложил корону на голову жены. После этого он вручил ей державу, однако примечательно, что скипетр, символ власти, остался в его руке. Корона была осыпана 2564 бриллиантами, жемчугами и другими драгоценными камнями. Венчал се бриллиантовый крест, под которым красовался рубин размером с голубиное яйцо.

Когда Петр возложил корону на голову Екатерины, на не смогла сдержать овладевших ею чувств и слезы заструились по её, щекам. Преклонив перед мужем колени, она порывалась поцеловать ему руку, но он не дал и, когда она попыталась припасть к его ногам, Петр поднял теперь уже венчанную императрицу. Вновь за-, звучал торжественный молебен, а вслед за ним зазвонили колокола и загремели пушки.

После молебна Петр вернулся во дворец отдохнуть, а Екатерина с короной на голове прошествовала во главе процессии из Успенского в Архангельский собор, чтобы, согласно обычаю, помолиться в усыпальнице московских царей. С плеч ее ниспадала императорская мантия, изготовленная во Франции. Украшенная сотнями золотых двуглавых орлов она была столь тяжела, что, хотя фрейлины и поддерживали ее, императрице пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух.

Следом за государыней шел Меншиков и пригоршнями швырял в толпу серебро и золото. У подножия Красного крыльца Екатерину встретил герцог Голштинский и провел ее в Грановитую палату, где был приготовлен великолепный стол. На пиру Меншиков раздавал гостям медали: на одной стороне каждой из них был парный портрет императора и императрицы, а на другой - изображение Петра, венчающего жену короной, и надпись: «Коронована в Москве в 1724 году». Пир и празднества продолжались в городе не один день. На Красной площади были зажарены два огромных быка, набитых домашней птицей и дичью, а поблизости били два фонтана - один красным вином, - а другой белым.

Итак, коронация состоялась, однако же Петр не разъяснил ни новых полномочий Екатерины, ни своих намерений относительно будущей судьбы трона. Впрочем, в знак того, что теперь Екатерина обладает некоторыми атрибутами монаршей власти, Петр позволил ей даровать от ее собственного имени графский титул Петру Толстому. Этот титул носили все его потомки, в их числе и великий писатель - Лев Толстой. Также имени императрицы Ягужинскому был пожалован орден Св. Андрея Первозванного, а князь Василий Долгорукий, впавший в немилость и отправленный в ссылку из-за причастности к делу царевича Алексея, получил дозволение вернуться ко двору. Однако реальная власть Екатерины даже в таких делах оставалась очень и очень ограниченной: как ни просила она простить и вернуть из ссылки Шафирова, все было тщетно. Каковы же в действительности были намерения Петра? Этого не знал никто. Возможно, император даже на смертном одре так и не принял окончательного решения. Однако не приходилось сомневаться в том, что он хотел гарантировать будущее Екатерины, если не в качестве самодержавной государыни, то, во всяком случае, в качестве регентши при одной из дочерей. Петр понимал, что российский престол нельзя пожаловать в награду за верность и самоотреченную любовь. От венценосца требовалась недюжинная энергия, мудрость и политический опыт. Екатерину же природа наделила несколько иными качествами. Но, тем не менее, она приняла помазание, и это позволило французскому посланнику Кампредону сделать вывод о том, что Петр «желал, дабы ее приняли в качестве правительницы и государыни после кончины супруга».

После коронации влияние Екатерины возросло, и всякому, домогавшемуся милостей двора, стало еще более, чем прежде, желательно заручиться ее поддержкой. И все же, не прошло и нескольких недель после ее величайшего триумфа, как Екатерина оказалась на краю пропасти и едва избежала гибели. Одним из ее приближенных был Виллим Монс, весьма привлекательный молодой человек, младший брат Анны Монс, бывшей четверть века назад фавориткой Петра. По происхождению Монс был немец, но родился в России и являлся таким образом наполовину россиянином, наполовину европейцем. Неизменно веселый и галантный, Монс был к тому же человеком сообразительным и честолюбивым, никогда не упускающим возможности сделать карьеру. Благодаря умению выбирать покровителей и усердию в службе он возвысился до чина камергера и стал секретарем и доверенным лицом Екатерины. Императрице нравилось его общество - по отзыву одного иностранца, Монс «был одним из самых изящных и красивых людей, каких мне доводилось видеть». Сестра Виллима Матрена преуспела не меньше брата. Она вышла замуж за остзейского дворянина Теодора Балка, имевшего чин генерал-майора и служившего в Риге, а сама при этом являлась фрейлиной и ближайшей конфиденткой императрицы.

Постепенно, под предлогом неустанного попечения об интересах государыни, брат и сестра добились того, что получить доступ к императрице стало возможным только при их содействии. Послания, прошения и петиции, поданные на имя Екатерины, с их помощью попадали к ней незамедлительно, в противном же случае могли и не попасть вовсе. А поскольку всем было известно влияние императрицы на мужа, посредничество Монсов стало цениться"весьма высоко. Министры, дипломаты и даже иноземные принцы и члены царствующей фамилии - все пользовались услугами деятельного и красивого немца: одной рукой подавали прошение, другой протягивали подношение. Никто из просителей не занимал в глазах Монса ни слишком высокого, ни слишком низкого положения - он брал мзду как с царицы Прасковьи и ее дочерей, герцога Голштинского, князей Меншикова и Репнина, графа Толстого, так и с простого мужика, прижившегося в Петербурге и не желавшего по выходе срока возвращаться в родное село. «Плату» за услуги Монс устанавливал в зависимости от важности просьбы и достоинства просителя. Помимо средств, добываемых таким путем, Монс и его сестра получали денежные пожалования, земли и крепостных от императрицы. К мнению камергера прислушивались самые высокие персоны, и даже Меншиков называл оп; «братом». Решив, что «Виллим Монс» звучит слишком просто для столь значительного лица, молодой придворный присвоил себе имя Монс де ла Кроа. И тут же все стали называть его новым именем - все, кроме Петра, который, похоже, ничего не знал ни об этой перемене, ни о том, с чего это бывший Виллим Монс сделался такой важной особой.

Но было и еще кое-что, чего, как поговаривали злые языки, не знал Петр о Виллимс Монсе. Вначале по Петербургу, а потом и по всей Европе стали распространяться слухи о том, что молодой камергер сделался любовником Екатерины. Рассказывали страшные истории о том, как однажды в лунную ночь Петр застал свою жену с Монсом в саду, при обстоятельствах ее компрометирующих. Правда, такого рода толки ничем не подтверждались. Историю с залитым лунным светом садом следует считать чистейшим вымыслом хотя бы потому, что Петр впервые обратил внимание на махинации Монса в ноябре, когда все Петербургские сады были занесены глубоким снегом. И, что гораздо важнее, такая связь плохо согласуется с натурой Екатерины. Императрица была великодушна, добросердечна и жизнерадостна, но, что тоже существенно, она была совсем неглупа. Она хорошо знала Петра. Даже если ее былая любовь к мужу и охладела (что маловероятно, если принять во внимание ее недавнюю коронацию), она несомненно понимала, что связь с Монсом было бы невозможно сохранить в тайне, и хорошо представляла себе, сколь плачевными могут быть последствия, выйди они наружу. Что до самого Монса, то он, по укоренившемуся обычаю дерзких и удачливых авантюристов, возможно, и желал закрепить свой успех, посягнув на супружеские права императора, но трудно вообразить себе, чтобы Екатерина совершила подобную глупость.

Кажется странным, что Петр так долго оставался в неведении относительно злоупотреблений Монса. Госу-. ифь не замечал того, что не было секретом ни для кого и Петербурге, и причину скорее всего следует искать в тяготившем его недуге. Когда же император все-таки узнал правду, он учинил скорую и жестокую расправу. Кто именно открыл Петру глаза, так и осталось неизвестным. Одни полагали, что это сделал Ягужинский, раздраженный притязаниями зарвавшегося Монса, другие считали, что доносчиком был кто-то из подчиненных самого камергера. Получив извет, Петр немедленно объявил, что отныне запрещает кому бы то ни было обращаться с просьбами о помиловании преступников. В обществе нарастала тревога, вызванная этим, никак не разъясненным заявлением, а Петр тем временем выжидал. Вечером 8 ноября он вернулся во дворец, не обнаруживая никаких признаков гнева, отужинал с императрицей и дочерьми, а с Виллимом Монсом имел ничем не примечательную беседу. Потом он заявил, что устал, и спросил у Екатерины, который час. Она посмотрела на подаренные ей мужем часы дрезденской работы и ответила: «Девять часов», Петр кивнул, промолвил: «Ну, время разойтись», - и удалился в свои покои. Все разошлись по комнатам. Монс возвратился к себе домой, разделся и только раскурил трубку, как вдруг в комнату вошел генерал Ушаков и объявил камергеру, что тот арестован по обвинению во взяточничестве. Бумаги Монса были изъяты, кабинет опечатали, а его самого заковали в цепи и увели.

На следующий день Монса привели к Петру. Согласно официальному протоколу допроса, камергер настолько перетрусил, что лишился чувств. Придя в себя, он признал правоту всех предъявленных обвинений - сознался в том, что брал взятки, присваивал доходы с имений императрицы, а также в том, что сестра его, Матрена, была замешана в этом лихоимстве. Никаких признаний относительно неподобающих отношений с Екатериной он не делал, да никто их от него и не требовал. На допросе эта тема не затрагивалась, что может служить косвенным подтверждением беспочвенности распускавшихся слухов. О том же свидетельствовало отсутствие у Петра желания провести расследование келейно. Напротив, он издал прокламацию, повелевавшую всем, кто давал подношения Монсу или знал о таких подношениях, сообщить об этом властям. Два дня городской глашатай выкликал на улицах Петербурга указ, грозивший за недонесение страшными карами.

Монс был обречен - любого из предъявленных ему обвинений оказалось бы достаточно для вынесения смертного приговора. Однако Екатерине не сразу верилось в то, что ее любимца ждет смерть. Она рассчитывала повлиять на мужа и даже послала весточку Матрене Балк, уверяя, что той не стоит тревожиться за брата. Затем она отправилась к Петру - просить о помиловании красавца камергера. Но императрица недооценила своего господина, забыв о том, какая порой им овладевает мстительная ярость. Властелин, казнивший Гагарина и Нестерова, подвергший унижениям Меншикова и Шафирова, и подавно не собирался щадить Виллима Монса. Приговоренный не получил даже отсрочки. В ночь перед казнью Петр пришел к нему в каземат и сказал, что хотя ему и жаль лишаться такого способного человека, преступление не должно оставаться безнаказанным.

16 ноября Виллима Монса и Матрену Балк привезли в санях к месту казни. Монс держался с твердостью, кивал и кланялся друзьям, стоявшим среди толпы. Поднявшись на эшафот, он спокойно снял меховую шапку, выслушал смертный приговор и положил голову на плаху. Затем настал черед его сестры. Матрена Балк получила одиннадцать ударов кнутом (правда, били не слишком сильно) и отправилась в сибирскую ссылку - Тобольск. Ее мужу, генералу Балку, дозволено было, буде он пожелает, жениться вторично.

Неудивительно, что эта драма обострила отношения Петра и Екатерины. Хотя ее имя ни разу не было даже упомянуто ни Монсом, ни его обвинителями, и никто мс осмелился высказать подозрение в ее причастности к мздоимству, многие полагали, что на самом деле Екатерина знала о неприглядных деяниях Монса и закрывала на них глаза. Сам Петр по-видимому тоже считал, что в преступлении Монса есть доля ее вины. В день казни злосчастного камергера император издал указ, обращенный ко всем должностным лицам государства. В нем объявлялось, что в связи со злоупотреблениями, имевшими место при дворе императрицы, хотя и без ее ведома, наперед всем чинам запрещается принимать к исполнению ее приказы и распоряжения. Одновременно Екатерина лишилась права контролировать денежные средства, отпускавшиеся на содержание ее собственного двора.

Екатерина мужественно снесла обрушившийся на нее удар. В день казни Монса она пригласила к себе учителя танцев и с двумя старшими дочерьми практиковалась в менуэте. Зная, что любое проявление интереса к судьбе Монса может пагубно отразиться на ее собственной, она не позволяла себе дать волю чувствам, Однако, по свидетельствам очевидцев, Екатерина не легко и не сразу пошла на примирение с Петром. «Они почти не говорят друг с другом, не обедают и не спят вместе, - отмечал современник, спустя месяц после казни. Впрочем, к середине января напряженность между супругами стала ослабевать. Тот же наблюдатель сообщал, что «царица пала перед ним на колени и просила прощения в своих поступках. Разговор у них продолжался около трех часов. Они читали, вместе ужинали, а потом разошлись», Было ли это примирение окончательным - неизвестно. Все время, пока шло следствие по делу Монса, император недомогал и ему становилось все хуже и хуже...

После заключения Ништадтского договора и коронации Екатерины Петр в глазах всего мира находился на вершине своего могущества. Однако те, кто жил в России, и особенно лица, близкие ко двору, не могли не заметить тревожных признаков. Два года подряд в стране, был недород, и хотя хлеб закупали за границей, его все равно не хватало. Вновь и вновь против высших сановников государства выдвигались обвинения во взяточничестве. Шафиров был приговорен к смерти, и лишь по милости государя отделался ссылкой, а теперь и Меншиков лишился поста президента Военной коллегии. Ни одно дело не двигалось с места, пока за него не брался сам Петр. (В Преображенском, несмотря на зимние холода, челядь не приносила дров, и камины затопили только после личного распоряжения императора.)

Дела государства приходили в упадок по мере того, как ухудшалось физическое и душевное здоровье Петра. Порой он работал с прежней энергией и энтузиазмом. Одним из его последних замыслов было строительство нового, большого здания для размещения Академии наук. Подумывал он и об основании в столице университета. Однако все чаще Петр бывал в дурном расположении дух а и им овладевала апатия. В такие моменты он ко всему терял интерес, а только сидел и горестно вздыхал, откладывая дела до последней минуты. Когда император впадал в депрессию, никто из приближенных не осмеливался заговорить с ним, даже если обстоятельства требовали немедленного вмешательства монарха. Описывая атмосферу, сложившуюся при российском дворе, прусский посланник Мардефельд докладывал своему государю, королю Фридриху Вильгельму: «Никакие выражения не будут достаточно сильны для того, чтобы дать Вашему Величеству истинное представление о непозволительном небрежении и беспорядке, в котором решаются все здешние дела, так что ни иностранные послы, ни сами русские министры не знают куда и когда обращаться. О чем бы мы ни спрашивали русских министров, в ответ они только вздыхают и в отчаянии признаются, что при всяком деле сталкиваются с невероятными трудностями. И все это не вымысел, а чистейшая правда, здесь лишь тогда почитают что-то важным, когда доходят до самой крайности».

И только со временем самые близкие к Петру люди начинали понемногу осознавать, что кроется за всем этим - Петр был серьезно болен. У него по-прежнему случались припадки, когда в судорожных конвульсиях содрогалось тело этого могучего, но уже слабеющего великана. Только Екатерина, положив его голову себе на колени, умела лаской облегчить его страдания. В последние годы к прежним хворям добавился новый мучительный недуг, о котором сообщал в своем донесении в Лондон Джеффрис:

Его Величество кажется уже несколько времени чувствует слабость в левой руке, вследствие кровопускания, сделанного неискусным хирургом, который, минуя вену, поранил прилегающий нерв. Это принудило царя носить меховую перчатку на левой руке, поскольку он нередко чувствует боль как в кисти, так и во всей руке, а иногда и теряет в ней чувствительность.

К тому же и годы давали о себе знать. Хотя в 1724 году Петру было всего лишь пятьдесят два, но кипучая деятельность, вечные разъезды и неумеренные возлияния, которым он начал предаваться еще в молодости, серьезно подорвали его здоровье. В свои пятьдесят два года император был стариком.

И вот теперь ко всему этому добавился новый недуг, которому и суждено было свести его в могилу. Уже несколько лет Петр страдал воспалением мочевого канала, а в 1722 году, во время Персидского похода, возможно, из-за сильной жары заболевание обострилось. Врачи определили наличие камней в мочевом пузыре и закупорку уретры в результате мышечных спазм или инфекции. Зимой 1722 года боли возобновились.

Поначалу Петр не говорил об этом никому, кроме своею камердинера, и некоторое время продолжал обычные попойки, но боль усилилась и ему пришлось снова обратиться к врачам. Следуя их советам, он начал принимать лекарства и ограничил выпивку квасом, лишь изредка позволяя себе чарку водки. В иные дни он мучительно страдал и почти не мог заниматься делами, но потом наступало облегчение, и император возвращался к обычным трудам.

Однако ближе к концу лета 1724 года болезнь возобновилась в гораздо более тяжелой форме. Не в силах помочиться, Петр испытывал страшные муки. Его личный врач, Блументрост, пригласил для консультации английского специалиста, доктора Горна. Тот ввел в мочеиспускательный канал катетер, однако вход в мочевой пузырь был закупорен, и только после нескольких попыток, вместе с кровью и гноем, вышло немного мочи. Вся эта долгая мучительная процедура делалась без какой бы то ни было анестезии. Петр лежал на столе, вцепившись в руку одному и другому доктору, которые стояли по разные стороны стола. Он очень старался лежать неподвижно, но боль была такая, что, сжимая пальцы, он едва не сломал лекарям руки. С большим трудом медикам удалось извлечь огромный камень и боль отступила. Не прошло и недели как мочеиспускание практически наладилось, хотя Петр еще долго оставался прикованным к постели. Только в начале сентября он начал вставать и нетерпеливо расхаживал по комнате, ожидая, когда же, наконец, можно вернуться к привычному образу жизни.

В начале октября, в ясный, погожий денек, Петр распорядился вывести свою яхту на Неву и поставить под окнами, чтобы можно было ею любоваться. Через несколько дней, несмотря на то, что врачи не советовали ему утомляться, император отправился на прогулку. Сначала он посетил Петергоф, где осмотрел устроенные в парке фонтаны. Затем, пренебрегая еще более решительными протестами врачей, он предпринял длительную инспекционную поездку. Началась она со Шлиссельбург а, где был отмечен двадцатидвухлетний юбилей взятия крепости русскими войсками. Оттуда государь направился на олонецкие железоделательные заводы, где настолько окреп, что собственноручно отковал полосу весом более сотни футов. После этого император проследовал на Ладожский канал - взглянуть, как продвигаются работы под руководством немецкого инженера Миниха.

Инспекция заняла почти весь октябрь. Все время Петр ощущал болевые толчки и другие симптомы болезни, но старался не обращать на них внимания. 5 ноября он вернулся в Петербург, однако почти сразу же, решил отплыть на яхте в Сестрорецк на Финском заливе для осмотра железоделательных и оружейных производств. Стояла обычная для начала северной зимы погода: хмурое небо, пронизывающий ветер и неспокойное холодное море. Яхта Петра вышла из устья Невы и подходила к рыбацкой деревушке Лахте, когда в отдалении царь заметил потерявший из-за ветра управление бот, на борту которого находилось два десятка солдат. На глазах у Петра бот вынесло на отмель, и суденышко, зарывшись килем в песок, стало раскачиваться под ударами волн, рискуя того и гляди перевернуться. Находившиеся на борту люди впали в панику - по-видимому, они не умели плавать и не знали, что предпринять. Петр отправил им на подмогу шлюпку, но матросы не сумели своими силами снять с мели застрявший бот, а парализованные страхом солдаты практически не оказывали им помощи. С нетерпением наблюдавший за этой картиной Петр не выдержал и приказал отвезти его на шлюпке к застрявшему боту. Из-за сильного волнения шлюпке не удалось вплотную подойти к судну, и тогда император неожиданно прыгнул в море и, погрузившись по пояс в ледяную воду, двинулся к отмели вброд. Его появление придало духу отчаявшимся людям. Повинуясь его указаниям, они подхватили брошенные со шлюпки канаты и с помощью матросов, последовавших примеру Петра, стащили бот с отмели. Спасенных солдат, не устававших благодарить Бога и государя, отправили на берег, чтобы они обсохли и обо грелись в хижинах местных рыбаков.

Петр вернулся на яхту, сбросил промокшую одежду и переоделся в сухое платье. Яхта причалила к берегу в Лахте, где император сошел на берег. Хотя он долго пробыл в студеной воде, первое время казалось, что это никак на нем не отразилось. Чрезвычайно довольный тем, что удалось спасти людей и сохранить судно, он решил заночевать в Лахте и спокойно уснул. Однако ночью у него начался жар, а следом возобновились и боли. Петр вынужден был отменить планировавшуюся поездку в Сестрорецк и вернулся в Петербург, где слег в постель. С этого времени смертельный недуг уже не оставлял его*.

* Происшествие у Лахты, согласно современным исследованиям, - легенда, возникшая позже.

Правда, на некоторое время Петру снова полегчало. На Рождество он почувствовал себя настолько бодрым, что решил по традиции объехать дома петербургской знати в сопровождении певцов и музыкантов. В Новый год монарх любовался фейерверком, а в Крещение отправился на Водосвятение, где вновь подхватил простуду. В эти же дни ему в последний раз довелось принять участие в заседании Всепьянейшего собора, которое было посвящено избранию преемника недавно умершему «князю-папе» Бутурлину. Для избрания нового «папы» был собран шутовской конклав «кардиналов» под предводительством восседавшего на бочке Бахуса. Петр лично запер «кардиналов» в особой палате, запретив им выходить, пока не будет избран новый «папа». Дабы помочь собранию сделать правильный выбор «кардиналам» было велено каждые четверть часа выпивать по ковшу водки. «Заседание» продолжалось всю ночь, а на утро члены «конклава», едва державшиеся на ногах, объявили имя избранника. Им оказался ничем не примечательный чиновник. В тот же вечер новоизбранный глава Собора устроил пир, на котором гостей потчевали медвежатиной, олчатиной, лисятиной и крысятиной.

К середине января некоторое охлаждение между Петром и Екатериной, возникшее из-за истории с Монсом, казалось, сошло на нет. Вместе с супругой император посетил шутовскую свадьбу одного из своих денщиков. В том же месяце он побывал на ассамблеях в домах Петра Толстого и адмирала Крюйса. Однако 16 января болезнь возобновилась и вынудила царя слечь в постель. Доктор Блументрост созвал консилиум, на который вновь был приглашен Горн. Проведя мягкое зондирование, врачи обнаружили у Петра воспаление мочевого пузыря и кишечника, причем настолько серьезное, что были основания подозревать гангрену. Не зная средства, которое могло бы остановить столь далеко зашедший процесс., Блументрост и его коллеги срочно послали курьеров к двум европейским светилам - доктору Бургаве из Лейдена и доктору Шталю из Берлина - с описанием симптомов болезни и отчаянной мольбой о помощи.

Тем временем соблюдавшему постельный режим Петру слегка полегчало. Он вернулся к работе и, вызвав к постели Остермана и других министров, провел с ними совещание, затянувшееся на всю ночь. 22 января он беседовал с герцогом Голштинским и обещал, как только поправится, поехать с Ним в Ригу. Но на следующий день государю вновь стало хуже. Он призвал священника, исповедался и причастился. Затем к его ложу были допущены Толстой, Апраксин и Головкин. В их присутствии император повелел помиловать и освободить всех осужденных преступников, за исключением убийц, и даровал прощение молодым дворянам, уклонявшимся от службы. Потом он обратился к рыдающему Апраксину и другим сановникам с просьбой в случае его смерти не дать в обиду проживающих в Петербурге иноземцев. И наконец, верный своему обычаю вникать во все мелочи, подписал два указа: об упорядочении рыбной ловли и о торговле клеем.

Все это время Екатерина ни днем, ни ночью не отходила от ложа супруга. В какой-то момент она посоветовала ему простить по-прежнему пребывавшего в немилости Меншикова, дабы примириться со Всевышним и обрести душевный покой. Петр согласился, и князь был допущен к монарху, который простил его теперь уж последний раз. 27 января, в два часа пополудни, видимо, желая прояснить вопрос о престолонаследии, император приказал принести ему перо и бумагу. Получив требуемое, он написал «Отдайте все...» , но тут перо выпало из ослабевшей руки. Писать Петр не мог и послал за дочерью Анной, собираясь продиктовать ей завещание. Однако когда цесаревна явилась, он уже впал в беспамятство*.

* История с последними словами «Отдайте все...» - тоже легенда. Скорее всего, Петр надеялся поправиться: у него и раньше случались тяжелые приступы болезни, на смену которым затем приходило облегчение.

В сознание император больше не приходил, только стонал. Екатерина часами стояла у его изголовья и мочилась о том, чтобы смерть избавила его от мучений, наконец 28 января 1725 года, в тот момент, когда императрица произносила слова молитвы «Господи, прими душу праведную», Петр Великий на пятьдесят четвертом году жизни и сорок третьем году царствования отошел в вечность.



Имя: Петр
Отчество: Алексеевич
Фамилия: Романов
Дата рождения: 30 мая (9 июня) 1672 года
Дата смерти: 28 января (8 февраля) 1725 года
Диагнозы при жизни: гонорея, синдром Кожевникова, уремия, утетрит, стриктура уретры, цистит, пиелонефрит (?), артиериальная гипертензия
Причина смерти: инсульт

Варвар, цивилизовавший свою Россию; он, который строил города, а сам в них жить не хотел; он, который наказывал кнутом свою супругу и предоставил женщине широкую свободу — его жизнь была великой, богатой и полезной в общественном плане, в частном же плане такой, какой получалась
Август Стриндберг.

Царевич Петр Алексеевич, будущий первый российский император, был четырнадцатым (!) ребенком царя Алексея Михайловича. Однако - первым от его второй жены, царицы Натальи Нарышкиной. В российской мифологии первый император занимает тройственное положение - во-первых, ему досталась позиция сверхчеловека, данная ему за высокий рост (два метра три сантиметра) и недюжинную силу. Во-вторых, это некий символ обновления всего - и понятно почему: окно в Европу, бритие бород, Полтавская битва и все такое. Ну и в-третьих, одновременно и величайший антигерой - жестокий человек (с припадками доброты и справедливости), гонитель «старого и доброго» и все такое. Обычно даже смерть его представляется мифологично - автор прекрасно помнит, как в школе учили, что абсолютно здоровый человек Петр Первый в начале 1725 году (в самом расцвете сил - всего 52 года!) простудился, спасая тонущих моряков и умер. На самом же деле, история болезни Петра Первого весьма обширна, а финальный диагноз загадочен. Но будем обо всем по порядку.

Любопытно, что если начинать разбирать историю взаимоотношений первого русского императора с медициной, то снова увидим двойственность: с одной стороны, с самого юного возраста мы имеем пестрый анамнез Петра Алексеевича, с другой - и сам царь с молодости проявлял свой интерес к медицине.

Петр как врач

Для начала - немного истории (и истории искусства в том числе). Помните ли вы знаменитую картину Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа»? На самом деле это - не совсем картина. Что первым мы видим, входя в частную клинику? Правильно, дипломы разной степени пафосности и фотографию коллектива. Но что было делать врачам XVII века? Правильно, приглашать художника. И чем пафоснее художник - тем круче клиника. Пардон, клиник тогда не было. А были - гильдии.

Зашел человек в Весовую палату Амстердама, где находилась резиденция гильдии хирургов, увидит галерею портретов - и сразу поймет, кто настоящий врач, и сколько денег сейчас врачи могут отсыпать художнику. Доходило до самых крутых: например, до Рембрандта. А поскольку просто групповой портрет писать - не очень правильно, традиционно хирурги заказывали свой портрет в антураже весьма любопытного занятия: урока анатомии. Именно так появилась самая, пожалуй, знаменитая корпоративная «фотосессия» XVII века: «Урок анатомии доктора Тульпа».

Урок анатомии доктора Тульпа

На момент заказа Рембрандту (1632 год) в палате уже висело три «урока анатомии», написанные в 1603, 1619 и 1625 году, но доктор Николас Тульп (или Тюльп - он взял фамилию в честь нидерландских тюльпанов) тогда еще не был главой гильдии. Потом, когда гильдию возглавит другой доктор, доктор Дейман, Рембрандт напишет новый портрет - «Урок анатомии доктора Деймана» (1652). После Деймана гильдию возглавит Фредерик Рюйш. В 1670 году художник Адриан Баккер и в 1683 году художник Ян ван Нек напишут еще два «Урока анатомии доктора Рюйша» - на первом будет вскрытие с демонстрацией пахового канала, на втором Рюйш будет вскрывать младенца.


Урок анатомии доктора Рюйша кисти Адриана Баккера

К чему мы это рассказываем? А к тому, что через четырнадцать лет после написания второго портрета у Рюйша был необычный гость. Посетивший Голландию с Великим посольством под видом урядника Преображенского полка Петра Михайлова Петр 17 сентября 1697 года попросил бургомистра Амстердама лично представить его выдающемуся медику и анатому (к тому времени Рюйш уже был известен и своим методом бальзамирования, и своей удивительной коллекцией анатомических препаратов).
Петр пришел в восторг и оставил запись в книге для гостей: «Я, нижеподписавшийся, во время путешествия с целью увидеть бóльшую часть Европы, побывал здесь, в Амстердаме, для получения знаний, потребность в которых всегда имел, осматривал здесь вещи, среди которых я не в последнюю очередь увидел искусство в анатомии господина Рюйша и, как принято в этом доме, подписал это собственноручно. Петр».

Один из экспонатов коллекции Рюйша

Двумя десятками лет позже Петр, узнав, что Рюйш задумал продать свою коллекцию, распорядился ее выкупить - с этого начнется Кунсткамера, а пока что царь сам «заболел» хирургией. Он старался присутствовать на как можно большем количестве операций. Достоверно известно, что петербургские хирурги опасались проводить сложные операции, не позвав на них царя. В 1717 году, будучи в Париже, Петр узнал о мастерстве местного офтальмохирурга Воолгюйза и упросил провести специально для него показательную операцию. Пишут, что был найден некий бездомный с бельмами, на котором Воолгюйз показал операцию выдавливания бельма.

Петр постоянно стремился повышать свою квалификацию, как хирурга. Так, специально для Петра I был переведен на русский язык знаменитый в то время анатомический атлас Готфрида Бидлоо «Анатомия человеческого тела в 105 таблицах» (Anatomia humani corporis), вышедший в свет в 1685 г. в Амстердаме. Этот перевод, кстати, был исключительно для одного читателя, так и оставшись в рукописи. Сам царь постоянно принимал участие во вскрытиях - при этом поступки его порой были очень жестокими.

Так, пишут, что в 1705 году крестьянин Козьма Жуков был обвинен в намерении цареубийства, приговорен к смерти, а после смерти назначен для вскрытия. Более того, царь часто лично присутствовал при вскрытиях своих родных - так, он визировал аутопсию скоропостижно умершей своей невестки, супруги царевича Алексея (в пытках оного он тоже самолично принимал участие), принцессы Шарлотты. Как доносил на родину австрийский резидент, «Петр после вскрытия тела увидел кровяные спазмы, неожиданно приказал ничего не вынимать, все опять зашить и распорядился насчет погребения». Судя по всему, император хотел удостовериться, не отравил ли его сын свою не очень любимую жену.

Принцесса Шарлотта

Вообще, любопытство Петра порой доходило до нечеловеческого цинизма. Так, когда скончалась вдова его брата Федора, Марфа Матвеевна, он тоже захотел присутствовать на вскрытии. Дело в том, что Федор Алексеевич, весьма слабый здоровьем (у него уже почти не работали ноги), после смерти первой жены женился на 18-летней молодой и красивой Марфе, и через несколько месяцев умер, а вдова, по словам Татищева «девицей по нем осталась». И вот, 33 года спустя Марфа Матвеевна, ведшая затворнический образ жизни, умерла. Как писал историк Петр Долгоруков, царь «захотел узнать правду об этом кратком браке». Убедился - и повелел исполнить волю царицы, передав огромные ее богатства во владение ее брату, генералу Федору Матвеевичу Апраксину. А свою любимую сестру Наталью Алексеевну Петр I велел не хоронить до его возвращения из Европы - и тело продержали больше года на леднике.

Марфа Матвеевна Апраксина

Впрочем, Петр не только наблюдал. Мы не знаем, вскрывал ли он самолично тела родных или своих подчиненных. Однако то, что он делал операции своим подданным (и не только) - известно достоверно.
Самая простая операция, которую Петр научился делать еще во время Великого посольства - это удаление больного зуба. Как исторический анекдот приводится байка вполне в духе Петра, как будущий император увидел странствующего дантиста, увлек его в таверну, напоил и уговорил научить его дергать зубы. После чего регулярно практиковался на подданных. Известный российский исторический журналист Сергей Шубинский, писавший на рубеже XIX-XX года приводит такую историю (уже с налетом фольклора):

«Камердинер государя Полубояров женился на девушке, которой вовсе не нравился. Она была вынуждена выйти за него замуж, потому что этого брака желал сам Петр, да и родные считали такую партию очень выгодною. После свадьбы государь заметил, что Полубояров ходит постоянно пасмурный и озабоченный, и спросил его о причине. Полубояров признался, что жена упорно уклоняется от его ласк, отговариваясь зубною болью. "Добро, - сказал Петр, - я ее поучу". На другой день, когда Полубояров находился на службе во дворце, государь неожиданно зашел к нему на квартиру, позвал его жену и спросил ее: "Я слышал, что у тебя болит зуб?" - "Нет, государь, - отвечала молодая женщина, трепетавшая от страха, - я здорова". - "Я вижу, ты трусишь, - сказал Петр, - ничего, садись вот на этот стул, поближе к свету". Полубоярова, опасаясь царского гнева, не посмела возражать и безмолвно повиновалась. Петр выдернул ей здоровый зуб и ласково заметил: "Повинуйся впредь мужу и помни, что жена да боится своего мужа, инако будет без зубов". Вернувшись во дворец, государь позвал Полубоярова и, усмехаясь, сказал ему: "Поди к жене; я вылечил ее; теперь она ослушна тебе не будет"».

Анекдоты анекдотами, но знаменитый мешок с удаленными Петром I зубами - историческая реальность. Он действительно хранился в кунсткамере. Также известно, что Петр проводил самолично и более серьезные операции. Так, сообщается (не в качестве анекдота) об удалении паховой опухоли у фабриканта Тамсена и о лечении водянки у жены купца Боргете.

Anamnesis vitae

Что же мы знаем о здоровье самого Петра? К сожалению, самых ранних сведений об анамнезе будущего императора у нас нет, по крайней мере - более-менее заслуживающих доверия. Более того, многие важные документы, касающиеся здоровья и болезней Петра, погибли в результате ненадлежащего хранения - они были утрачены уже при Екатерине II. Так, отсутствует, например, протокол вскрытия Петра - мы можем судить о нем лишь по упоминаниям современников. Много сведений нам дает «История Петра», написанная Александром Пушкиным, который, к слову, к концу своей недолгой жизни (отсылаем вас к соответствующей главе нашей книги) превратился из талантливого шалопая, писавшего не только великие стихи, но и дурацкие эпиграммы, которые портили жизнь всем без разбору, в очень недурственного историка, умевшего работать с источниками. Многое нам дают «цидулки» - записки, которые Петр отправлял своей супруге, Екатерине I (она же Марта Скавронская, она же Марта Крузе, она же Екатерина Алексеевна Михайлова).

Давайте же суммируем то, что нам известно. Во-первых, нужно сразу же сказать, что Петр вовсе не был уродлив, как стало модно писать нынче («Шемякин правдиво изобразил императора с непропорционально маленькой головой etc/»). Все независимые свидетельства тех людей, у которых не было причин льстить Петру говорят в разное время одно и то же: очень высокий, идеально сложенный, худощавый, мускулистый, красивый лицом.

Портрет молодого Петра работы Кнеллера

Вот что писала о нем пфальцская принцесса София:
«Царь высок ростом, у него прекрасные черты лица и благородная осанка; он обладает большой живостью ума, ответы у него быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы, чтобы в нем было поменьше грубости. Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум».

принцесса София

Единственное, что пугало всех, общавшихся с царем - это временами безобразившая его лицо судорога.

«…Взгляд величественный и приветливый, когда он наблюдает за собой и сдерживается, в противном случае суровый и дикий, с судорогами на лице, которые повторяются не часто, но искажают и глаза и все лицо, пугая всех присутствующих. Судорога длилась обыкновенно одно мгновение, и тогда взгляд его делался странным, как бы растерянным, потом все сейчас же принимало обычный вид», - описывал этот симптом знаменитый французский мемуарист, Луи де Рувруа, герцог Сен-Симон.
Современники писали о том, что этот симптом появился после пережитого в десятилетнем возрасте ужаса стрелецкого бунта, который красочно описывает Василий Ключевский: «Петр... стоял на Красном крыльце Кремля подле матери.., когда стрельцы подхватывали на копья Артамона Матвеева и других его сторонников, [среди которых были и наставники царевича]... майские ужасы 1682 г. неизгладимо врезались в его память».

Мятеж стрельцов в 1682. Стрельцы выволакивают из дворца Ивана Нарышкина. Пока Пётр I утешает мать, царевна Софья наблюдает с удовлетворением. Картина А. И. Корзухина, 1882

Впрочем, есть свидетельства и о том, что «нервные припадки» у Петра случались с раннего детства. Тот же Пушкин ищет другие причины возникновения такого неврологического статуса: «царица (мать Петра - прим авт.), едучи однажды весною в один монастырь, при переправе через разлившийся ручей испугалась и криками своими разбудила Петра, спавшего у нее на руках. Петр до 14 лет боялся воды. Князь Борис Александрович Голицын, его обер-гофмейстер, излечил его». Иногда припадки приводили к обморокам.

На это накладываются внезапные приступы гнева, царь мог внезапно, ни с того, ни с сего поколотить приближенных дубинкой или кулаком. Про патологическую жестокость царя, которая спорадически проявлялась, например, в личном участии в казни стрельцов, мы уже говорили. Наблюдаем мы и приступы внезапной моторной активности - Петр мог внезапно вскочить из-за стола и убежать в другую комнату размяться. Были и иные психические симптомы. Так, Петр Первый страдал боязнью высоких потолков и во многих помещениях, где жил, требовал обустроить низкий фальшпотолок, которую многие источники называют ошибочно агорафобией (на самом деле это спациофобия - боязнь пустых пространств).

Конечно, на неврологический статус царя не могло не повлиять и его пристрастие к алкоголю - мы хорошо знаем Всешутейшие, Всепьянейшие и Сумасброднейшие соборы Петра I, с которых не все выбирались живыми.

Что же вызвало весь этот комплекс симптомов? Некоторые авторы пытаются приписать царю нейросифилис, ссылаясь на урологические симптомы, о которых пойдет речь дальше. Увы, слишком много не вписывается здесь - ни в урологию, ни в неврологию. Мы осмелимся все же предположить у царя как симптом - синдром Кожевникова (очаговые судорожные припадки с появляющимся миоклоническим тиком), как заболевание - возможно, «замерший» синдром Кожевникова-Расмуссена (обычно он начинается в раннем детстве и приводит к серьезной инвалидизации). Конечно, точная диагностика без магниторезонансной и даже позитронно-эмиссионной томографии невозможна. Но увы - ПЭТ Петра мы никогда не увидим.

Глава 2

Болезнь и смерть Петра I

Пётр Великий - первый русский император - обладал не в пример своим предкам более крепким здоровьем, но неустанные труды, многие переживания и не всегда правильный (мягко говоря) образ жизни привели к тому, что болезни стали постепенно овладевать им.

С юных лет вследствие испуга Пётр был одержим «нервными припадками», которые проявлялись наклонением шеи в левую сторону и движением мускулов на лице. А.С. Пушкин в своей «Истории Петра» пишет, что «царица (Наталья Кирилловна. - Б.Н. ), едучи однажды весною в один монастырь, при переправе через разлившийся ручей испугалась и криками своими разбудила Петра, спавшего у неё на руках. Пётр до 14 лет боялся воды. Князь Борис Александрович Голицын, его обер-гофмейстер, излечил его». Правда, А.С. Пушкин тут же добавляет: «Миллер тому не верит». В «Истории Петра» имеются также многократные указания на простудные заболевания, лихорадки, горячки, «скорбутику» с сильными пароксизмами, а также на болезненные состояния «с похмелья».

Русский историк М.И. Семевский, основываясь на изучении писем Петра I Екатерине I, пишет: «Как видно из его же цидулок, за пять, за шесть лет до своей смерти Пётр редко расставался с лекарствами. В письмах довольно часто встречаются известия о его болезнях: то он страдает „чечюем“ (геморроем. - Б.Н. ), то завалами или расстройством желудка, отсутствием аппетита, то „припадает с ним рее“ (?), вообще ему „мало можется“».

По советам врачей Пётр I неоднократно прибегал к лечению минеральными водами как в России, так и за рубежом - в Бадене (1698, 1708), Карлсбаде (1711, 1712), Бад-Пирмонте (1716).

В Петербургском историческом архиве сохранился подлинник истории болезни Петра I от 1716 г., написанный лейб-медиком Л.Л. Блюментростом накануне поездки государя в Чехию, на воды. Как следует из этого десятистраничного документа, ведущими симптомами были умеренно выраженные нарушения в деятельности желудочно-кишечного тракта, напоминающие хронический колит.

Роберт Эрскин, потомок знатного шотландского дворянского рода, родился в г. Альве в 1677 г. В течение двух лет изучал медицину в Париже под наблюдением видного хирурга и анатома Дю Берне. В 1700 г. в Утрехтском университете (Голландия) защитил диссертацию на степень доктора медицины и философии. В 1703 г. в Англии был избран членом Королевского общества. В 1706 г. Роберт Эрскин приехал в Россию и был принят на государственную службу. Сначала Эрскин был личным врачом светлейшего князя А.Д. Меншикова.

Пётр I обратил внимание на Эрскина как на «благородного, обходительного, прямодушного и благовоспитанного человека», и, когда в 1711 г. умер его лейб-медик Иоганн Донель, предложил ему занять освободившееся место. Став лейб-медиком, Эрскин неотлучно находился при Петре I, сопровождая царя во всех его поездках и военных походах.

Покидая курорт Спа (Бельгия), где он лечился летом 1717 г. местными водами, он приказал сопровождавшему его доктору Эрскину выдать городским властям следующее свидетельство: «Я, нижеподписавшийся, тайный советник и главный врач Его Величества императора Российского, свидетельствую сим, что Его Величество, отправившись в Спа, страдал потерею аппетита от ослабления желудочных фибр, имел опухоль ног, жёлчные колики и бледность лица. Пользуясь водами Спа, Его Величество взял на себя труд отправляться к источнику Жеронстер, отдалённому на 3/4 мили от города, зная, что воды полезнее на месте. Хотя Его Величество пользовался в прежнее время водами в других местах, но нигде не нашёл таких, которые бы ему принесли столько пользы, как воды Спа. Р. Арескин. Июля 24 дня, 1717 года».

В память о своём лечении в Спа Пётр I прислал сюда памятную доску из чёрного мрамора с латинской надписью. Его именем названы главная городская площадь и источник Пухон. В 1856 г. в главной колоннаде у источников был поставлен подаренный А. Демидовым великолепный бюст императора, выполненный в мастерской знаменитого скульптора Рауха (см.: А.Б. Мирский. Медицина России XVI–XIX веков. М., 1996, с. 79).

В январе 1719 г. Пётр I с императрицей и сановными особами выехал на «марциальные воды» в Олонецкой губернии, обустроенные благодаря стараниям начальника кончезерских металлургических заводов полковника Вильгельма Гекинга. В марте 1720 г. Пётр I приехал туда вторично и пробыл там 16 дней. На радостях от облегчения в результате лечения Пётр I произвёл Гекинга в генералы.

В 1721 г. в Астрахани во время похода в Персию у Петра I впервые появились приступы задержки мочеиспускания. Зимой 1723 г. эти припадки усилились. Придворным медикам выпала довольно трудная работа с державным больным, так как он не мог подолгу соблюдать прописываемую ему строгую диету. Вообще воздержание было не в характере его порывистой, страстной натуры, ему трудно было выносить наложенный докторами запрет выходить на свежий воздух. И вот лишь только чувствовал он себя лучше, тотчас с крепостных верков петербургской Бастилии раздавались выстрелы - сигнал, что государю легче и он разрешил себе кататься по Неве. Однако следствием таких преждевременных прогулок и пиров с сытными яствами и «Ивашкой Хмельницким» было возобновление недуга.

В июне 1724 г. Пётр I отправился в Подмосковье, на Угодские заводы Мёллера, где были открыты целебные минеральные источники. В августе - новая поездка в Олонецкую губернию, на курорт Марциальные Воды, который был основан в 1717 г. По свидетельству А.К. Нартова, регулярное употребление минеральных вод улучшило самочувствие и аппетит государя, исчезло жжение во рту, улучшились функции почек. Обострения страданий становились всё чаще и чаще; лето и осень 1724 г. государь очень недомогал и волею-неволею не расставался с лекарствами, но помощь от них была небольшая. Летом 1724 г. болезнь приняла воспалительный характер. Лечили императора Лаврентий Блюментрост и гоф-хирург Паульсон. Для консилиума из Москвы был вызван доктор Николай Бидлоо. Оператор Вильгельм Горн вставлял катетер. Лейб-медик и архиатр В. Рихтер писал позже, что «может быть, катетер, с великой болью и почти без всякой пользы поставляемый, произвёл сие воспаление».

В сентябре 1724 г. император начал поправляться и подал надежду на выздоровление. Считая себя совершенно здоровым, он предпринял морское путешествие в Шлиссельбург и Лахту. Принимая участие в спасении солдат и матросов с севшего на мель у Лахты бота, он сильно простудился. Согласно рапорту личного врача императора, доктора медицины Л.Л. Блюментроста, при лечении простуды, полученной при спасении в ноябре 1724 г. тонувших в Финском заливе у Лахты солдат, применялось втирание горячего гусиного сала с тёртым чесноком в обе половины грудной клетки, а от «ломоты в затылке накануне непогоды» - прикладывание пиявок. Также был назначен сок облепихи и шиповника.

Присутствуя в сильный мороз 6 января 1725 г. на церемонии Крещения, он простудился ещё больше и 16 января сделался безнадёжным. 16 января наступило ухудшение, появился «сильный озноб», царь слёг в постель. По выражению историка Е.Ф. Шмурло, «смерть простучала в царские двери».

Лечивший императора лейб-медик Блюментрост обратился за советом к знаменитым в то время европейским врачам Герману Бургааву в Лейдене и Эрнсту Шталю в Берлине; кроме того, собрал на консилиум всех врачей, находившихся в Петербурге. Но ничто не помогало. Наступила острая задержка мочи. Приступ следовал за приступом. Пётр I испытывал страшные мучения. Однако некоторые врачи не теряли надежды на спасение и пытались вселить её в окружающих. Так, практиковавший в Петербурге итальянский врач Аццарити уверял придворных, что болезнь вполне излечима и царь в скором времени вновь займётся государственными делами. Действительно, ночь с 20 на 21 января прошла спокойно, лихорадка прошла, и «очищения стали более правильные».

К 22 января лихорадка отступила, однако больного беспокоили общая телесная слабость, резкая головная боль. 23 января состоялась «операция» (возможно, пункция или высокое сечение мочевого пузыря), в результате которой было извлечено около двух фунтов гнойной мочи. Боль во время приступов в эти дни была столь сильна, что крики императора слышались не только во дворце, но и по всей округе. «Приступы», о которых упоминали современники, наиболее вероятно, являлись эпизодами острого нарушения мочеиспускания вследствие стриктуры (сужения) уретры. Блюментрост и Бидлоо не отходили от постели больного.

25 января при катетеризации мочевого пузыря было извлечено около литра гнойной, зловонной мочи. Измученный болезненной процедурой, император ненадолго заснул, но вскоре с ним «сделался обморок». На следующий день начался новый приступ лихорадки, сопровождавшийся судорогами, во время которых больной терял сознание. 26 января, приободрившись, Пётр I попросил есть, но во время приёма пищи у него неожиданно возник судорожный приступ, он потерял сознание на два с лишним часа, после чего император утратил способность говорить и владеть правыми конечностями.

Хронология предсмертных страданий Петра I приведена в «Истории Петра» А.С. Пушкина:

22-го исповедовался и причастился. Все петербургские врачи собрались у государя. Они молчали; но все видели отчаянное состояние Петра. Он уже не имел силы кричать и только стонал, испуская мочу.

26-го к вечеру ему стало хуже. Его миропомазали.

27-го присутствующие начали с ним прощаться. Он приветствовал всех тихим взором. Потом произнёс с усилием: „после“… Все вышли, повинуясь в последний раз его воле. Он уже не сказал ничего. 15 часов мучился он, стонал, беспрерывно дёргая правую свою руку, левая была уже в параличе. Пётр перестал стонать, дыхание остановилось - в 6 часов утра 28 января Пётр умер на руках Екатерины.

При вскрытии нашли «затвердение в шейке мочевого пузыря и антонов огонь» (воспаление). Н. Куприянов считает, что, вероятнее всего, смерть последовала от воспаления мочевого пузыря, перешедшего в гангрену, и от задержки урины (мочи).

В. Рихтер посвятил отдельную главу своего капитального труда по истории медицины России врачебным замечаниям о последней болезни и кончине Петра Великого. Он писал: «Многие иностранные врачи почитают ложно каменную болезнь причиной кончины его, последовавшей 28 января 1725 г. Рассечение (вскрытие. - Б.Н. ), учинённое по смерти его, разрешило все сомнения, поелику никак не могли найти камней. Другие авторы столь же несправедливо приписали болезнь его последствию сифилитической фазы. Большая часть иностранцев полагают главной причиной чирей около мочевого пузыря. Самое же нелепое, однако, есть мнение тех, кои полагают причиной последней болезни Петра Великого яд, данный ему ещё во время юности. Обстоятельное и справедливое описание болезни и кончины императора Петра Великого принадлежит академику Штелину (опубликовано на немецком языке в Лейпциге в 1785 г. - Б.Н. ), позаимствовавшему их из уст гоф-хирурга Паульсона, который под присмотром Блюментроста пользовал императора».

В последние годы болезнь и смерть Петра I вновь привлекли к себе внимание исследователей. Так, Г.М. Яковлев, И.Л. Аникин и С.Ю. Трохачёв пишут в «Военно-медицинском журнале» (1990, № 12): «История болезни царя, видимо, не сохранилась до наших дней (речь идёт, очевидно, о той истории болезни, с которой ещё в 1715 г. молодой Блюментрост по совету Р. Эрскина отправился в страны Западной Европы, чтобы узнать мнение знаменитых европейских медиков о болезни императора. - Б.Н. ), но имеются отзывы на неё трёх известных европейских специалистов: Бернарда Альбина (1653–1721), Иоганна Брейна (1680–1764) и Иоганна Бруннера (1653–1727). Консультанты пришли к выводу о наличии у Петра I „ипохондрии, цинги, изнурения тела, меланхолии и застоя крови“». Переводя эти диагнозы на язык современной медицины, авторы статьи считают, что вероятнее всего, речь идёт о хроническом гепатите, наличие которого косвенно подтверждается успешным лечением минеральными водами; возможным причинным фактором этого заболевания служило регулярное употребление спиртных напитков. Что же касается непосредственной причины смерти, то они предполагают либо аденому предстательной железы, приведшую в своей заключительной стадии к острой задержке мочеиспускания и развитию уремии (мочекровию), либо стриктуру уретры, развившуюся вследствие воспалительного процесса. При этом авторы решительно опровергают утверждения некоторых иностранных медиков, в частности Р. Голдвина, о том, что будто бы придворные врачи подозревали у Петра I сифилис, от которого он якобы лечился в 1706–1708 гг. препаратами ртути, и столь же решительно поддерживают мнение В. Рихтера, давшего, по их словам, «блестящую, высокопрофессиональную отповедь сторонникам вышеупомянутой точки зрения».

Кстати, «сифилитическую» версию поддерживал и небезызвестный советский историк, академик М.П. Покровский, обливавший в идеологических целях предреволюционную историю России чёрной краской. Используя разногласия специалистов по установлению диагноза болезни Петра I, он не упустил случая мазнуть дёгтем личность императора: «Пётр умер, как известно, от последствий сифилиса, полученного им, по всей вероятности, в Голландии и плохо вылеченного тогдашними врачами».

Н.И. Гусаков в брошюре «Пётр I и медицина» (М., 1994) утверждает, что Пётр I страдал мочекаменной болезнью, а также - частичной непроходимостью мочеиспускательного канала после перенесённой и плохо леченной гонореи. Кроме того, он упоминает и версию отравления Петра I, ссылаясь при этом на описанные А.С. Пушкиным в его «Истории Петра» судороги, паралич левой руки, потерю зрения и «жжение в животе», которые, по мнению Н.И. Гусакова, могут рассматриваться как признаки отравления каким-то ядом, в частности мышьяком.

Изучая историко-литературные источники, посвящённые смерти Петра Великого, Ю.А. Молин - высококвалифицированный судебно-медицинский эксперт с большим стажем работы по специальности, обратил внимание на версию об отравлении. Наиболее чётко её сформулировала доктор исторических наук Н.М. Молева на страницах «Медицинской газеты» (№ 111 от 15.02.1989 г.). По её мнению, обострению недуга в январе предшествовало употребление нового сорта конфет, подаренных кем-то императору. Через несколько часов у больного возникли рвота, цианоз ногтей, онемение в руках, жжение в животе.

Внимательно проанализировав гипотезу Н.М. Молевой, Ю.А. Молин пришёл к выводу о том, что перечисленные ею симптомы (кстати, имевшиеся у государя и ранее) могут характеризовать как в отдельности, так и в совокупности самые разные заболевания и патогномоничными (обязательными) для отравления вследствие приёма какого-либо яда с пищей отнюдь не являются.

Несмотря на то что формирование экспертных выводов крайне затруднено, внимательный анализ фактов позволил Ю.А. Молину высказать следующее утверждение: длительный анамнез заболевания (около 8 лет с момента лечения на водах в Спа), выраженный положительный эффект от применения минеральной воды, достаточно характерная клиническая картина, особенно в последний год жизни (приступы лихорадки, провоцируемые переохлаждением, гнойный цистит - воспаление мочевого пузыря, прогрессирующая стриктура уретры, стойкая отёчность лица, констатируемая современниками и зафиксированная маской, снятой сразу после смерти), отсутствие достоверных признаков отравления (вышеуказанные жжение в животе, рвота, судорожные подёргивания групп мышц вполне укладываются в картину осложнённой соматической патологии) указывают на то, что, вероятно, Пётр I страдал стриктурой уретры, осложнившейся гнойным циститом, восходящей инфекцией с развитием тяжёлого пиелонефрита (воспаления почечных лоханок и ткани почек), а на финальном этапе болезни - уремией (наводнением организма токсическими продуктами обмена веществ) и уросепсисом.

Резко выраженная почечная патология обусловила появление у Петра I ещё одного грозного проявления, почему-то не отмеченного ни одним из исследователей. Ю.А. Молин полагает, что в последние годы жизни император страдал периодическими подъёмами артериального давления, с которыми врачи боролись посредством постановки пиявок на затылочную часть головы. С его точки зрения, характерное сочетание симптомов (внезапная утрата функций речи, паралич правых конечностей, временная потеря сознания, судороги) указывает на то, что за несколько часов до смерти Пётр I перенёс острое нарушение мозгового кровообращения с кровоизлиянием в левое полушарие головного мозга как следствие очередного резкого подъёма артериального давления. Это осложнение часто наблюдается в случаях запущенных, не леченных должным образом нефритов.

Ю.А. Молин не настаивает на бесспорности данного посмертного диагноза, однако, возвращаясь вновь и вновь к осмыслению всего комплекса данных о болезни Петра I, считает это суждение аргументированным и объективным.

Из книги Тайны дома Романовых автора

Болезнь и смерть императора Петра І 21 ноября Петр первым в столице переехал по льду через Неву, вставшую лишь накануне. Эта его выходка показалась настолько опасной, что начальник береговой стражи Ганс Юрген хотел даже арестовать нарушителя, но император проскакал мимо

Из книги Тайны дома Романовых автора Балязин Вольдемар Николаевич

Из книги Сталин. Наваждение России автора Млечин Леонид Михайлович

Болезнь и смерть Когда Сталин устроил «дело врачей-убийц», страна охотно откликнулась. Первый секретарь Рязанского обкома Алексей Николаевич Ларионов первым доложил в ЦК, что ведущие рязанские хирурги убивают пациентов, и потребовал от областного управления

Из книги Последний император автора Балязин Вольдемар Николаевич

Болезнь и смерть Александра III Первое, о чем очень хотел узнать Николай, вернувшись из Англии, было здоровье отца. Сначала он испугался, не увидев его среди встречавших, и подумал, что отец лежит в постели, но оказалось, что все не так страшно – император уехал на утиную

Из книги Василий III автора Филюшкин Александр Ильич

Болезнь и смерть Василия III 21 сентября 1533 года Василий III вместе с женой и двумя сыновьями выехал из Москвы в традиционную богомольную поездку в Троице-Сергиев монастырь. 25 сентября он присутствовал на богослужениях в день памяти Сергия Радонежского. Отдав дань

автора Балязин Вольдемар Николаевич

Болезнь и смерть императора Петра I 21 ноября Петр первым в столице переехал по льду через Неву, вставшую лишь накануне. Эта его выходка показалась настолько опасной, что начальник береговой стражи Ганс Юрген хотел даже арестовать нарушителя, но император проскакал мимо

Из книги Романовы. Семейные тайны русских императоров автора Балязин Вольдемар Николаевич

Болезнь и смерть Александра III Первое, о чем очень хотел узнать Николай, вернувшись из Англии, было здоровье отца. Сначала он испугался, не увидев его среди встречавших, и подумал, что отец лежит в постели, но оказалось, что все не так страшно - император уехал на утиную

Из книги Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина: Правда и мифы. автора Лопухин Юрий Михайлович

Глава I БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? Н. Гоголь. Мертвые души. Я стоял на берегу сибирской реки, широко и свободно несущей свои прозрачные воды из глубины материка к океану. Со стороны

Из книги Жизнь с отцом автора Толстая Александра Львовна

Болезнь мам?. Смерть Маши Мам? давно уже жаловалась на тяжесть и боль внизу живота. В августе 1906 года она слегла в постель. У нее начались сильные боли, поднялась температура. Вызвали хирурга из Тулы, определившего вместе с Душаном Петровичем опухоль в матке.Сестра Маша,

Из книги Жизнь с отцом автора Толстая Александра Львовна

Болезнь и смерть В четвертом часу отец позвал меня и просил накрыть, говоря, что его знобит.- Спину получше подоткни, очень зябнет спина.Мы не очень встревожились, так как в вагоне было прохладно, все зябли и кутались в теплые одежды. Мы накрыли отца поддевкой, пледом,

Из книги Славянские древности автора Нидерле Любор

Болезнь и смерть Хоти древние славяне и были народом здоровым, но все же жизнь их не была настолько благоустроенна, чтобы смерть приходила к ним только в бою или в глубокой старости. Можно заранее предположить, что климат и среда, в которой славяне жили, обусловливали

Из книги Александр III и его время автора Толмачев Евгений Петрович

3. БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III Болезнь и смерь составляют сердцевину нашей участи.Габриэль Оноре Марсель1894 г. стал роковым для Александра III. Никто не мог представить, что этот год будет последним для властелина России, человека, который своим внешним обликом напоминал

Из книги Александр I и тайна Федора Козьмича автора Кудряшов Константин Васильевич

Глава II. Александр I у схимника. - Отъезд в Таганрог. - Внезапная болезнь и смерть В 1825 году состояние здоровья Елизаветы Алексеевны настолько ухудшилось, что доктора предписали ей провести зиму на юге, для чего указали на Италию, Южную Францию или Южную Россию. Избран

автора Анишкин В. Г.

Из книги Быт и нравы царской России автора Анишкин В. Г.

Из книги Быт и нравы царской России автора Анишкин В. Г.